Книга Талейран - Сергей Нечаев

— Сир, я был счастлив оказать вам услуги и думаю, что Ваше Величество сохранит их в своей памяти. Я не знаю, что могло бы вызвать мой отъезд из столицы. Я здесь останусь и буду рад увидеть, что никто не пошел по пути, способному скомпрометировать вашу династию и Францию.

В «Истории XIX века» Эрнеста Лависса и Альфреда Рамбо читаем: «Было ли это естественной склонностью или результатом долгой и бездеятельной жизни в качестве претендента, но Людовик XVIII боялся всяких деловых забот и избегал всякого труда. Физической неподвижности, на которую его обрекали подагра и изуродованные ноги, соответствовала некоторая оцепенелость духовной деятельности. Насквозь проникнутый сознанием законности своих прав, убежденный в божественном их происхождении, он намерен был неуклонно пользоваться ими и спокойно наслаждаться властью; трон был для него просто самым мягким из всех кресел. Политический режим, подобный английскому, Людовику XVIII нравился в том отношении, что позволял царствовать, не управляя и возлагая на министров всю тяжесть деловых забот, — такой режим благоприятствовал его лени и дилетантским наклонностям. Какая-нибудь ода Горация или удачно переданная сплетня занимали его гораздо больше, чем заседание Совета министров или выработка законопроекта.

С другой стороны, ясный и скептический ум короля, малоспособный поддаваться иллюзиям, определенно подсказывал ему, что Францией невозможно управлять иначе как на основе либерального режима, и он прекрасно понимал, что при малейшей попытке произвести какие-нибудь существенные перемены в учреждениях, созданных революцией, он ставит на карту свою корону с величайшим риском окончательно ее потерять. А в шестьдесят лет ему вовсе не хотелось снова начать цыганскую жизнь, бродя с одного места на другое — из Вероны в Митаву, оттуда в Гартвель, Гент и т. д. Двадцать с лишним лет изгнания внушили Людовику XVIII отвращение к такому бродяжническому существованию, и, по словам Тьебо, “он твердо решился умереть на престоле, и у него хватило ума и благоразумия, чтобы осуществить свое желание наделе”. Такой монарх, если бы он был один и мог свободно следовать влечениям своей природы, вполне был бы способен дать Франции возможность постепенно пройти школу парламентского режима. К несчастью, он был не один, а стремление к спокойствию неоднократно заставляло его делать уступки резким выходкам окружавших его фанатиков и давлению еще более фанатической палаты, далеко не являвшейся точным отражением общественного мнения страны»[479].

Глава девятая
МАВР МОЖЕТ УЙТИ…

Очередная отставка

27 сентября 1815 года Талейран был заменен 49-летним Арманом де Виньеро дю Плесси, герцогом де Ришелье. Это был известный дипломат, и его хорошо знает любой россиянин: просто потому, что это тот самый «дюк де Ришелье», памятник которому стоит в Одессе (там он долгое время был губернатором).

Н. М. Карамзин объясняет эту отставку Талейрана следующим образом: «Его оставили министром иностранных дел и даже сделали председателем Совета министров по настоянию герцога Веллингтона, из страха перед сильными препятствиями, которые встретятся при вторичном утверждении Бурбонов на французском престоле, в надежде, что Талейран поможет преодолеть эти препятствия, особенно в отношении к союзникам. Но скоро увидели, что Талейран вместо помощи служит только препятствием: между союзными государями единственным доброжелателем Франции, единственным ее защитником являлся император Александр, которому король и должен был поэтому предаться вполне; но император Александр очень хорошо помнил поведение Талейрана в Вене и оказывал ему совершенную холодность. Таким образом, Талейран становился между Францией и Россией, и потому его надобно было отстранить. Людовику XVIII тем легче было это сделать, что ему навязали насильно Талейрана, властительных манер которого он не мог выносить. Ультрароялисты, со своей стороны, преследовали Талейрана, как человека более других напоминавшего революцию и империю; они преследовали его наравне с Фуше, преследовали как “отступника, чуждого всякой религии, всякой нравственности, всякого стыда”»[480].

Итак, Талейран был удален и на его место был назначен герцог де Ришелье.

У Карамзина по этому поводу читаем: «Кто же мог заменить Талейрана на трудном месте министра иностранных дел? Выбран был человек, совершенно ему противоположный, безупречный в нравственном отношении герцог Ришелье. Внук знаменитого маршала, герцог покинул Францию в начале революции и вступил в русскую службу; при императоре Александре он был правителем Новороссийского края, где оставил по себе добрую память. Император очень любил его и уважал; Людовик XVIII, желая угодить покровителю Франции, назначил было Ришелье министром двора на место любимца своего Блака, но герцог отклонил предложение, не желая быть товарищем Фуше. Теперь, когда Фуше не было более между министрами, император и король настояли, чтобы Ришелье принял место Талейрана»[481].

Да, Талейран был отправлен в очередную отставку, но уже 28 сентября он был восстановлен в должности Великого камергера, полученной им от Наполеона в июле 1804 года.

В тот же день, 28 сентября 1815 года, Талейран был назначен Людовиком XVIII еще и членом Государственного совета.

Король при этом пожаловал экс-министру годовое содержание в 100 тысяч франков, а должность Великого камергера и членство в Государственном совете позволили «пенсионеру» присутствовать на всех важнейших совещаниях и церемониях в королевском дворце.

При их последней встрече Людовик XVIII сказал:

— Вы видите, к чему меня толкают обстоятельства. Я должен поблагодарить вас за рвение, к вам нет никаких претензий, и ничто не может помешать вам спокойно оставаться в Париже.

На что Талейран ответил:

— Я счастлив оказать королю достаточное количество услуг, чтобы верить, что они не будут забыты. И я не понимаю, что бы могло заставить меня уехать из Парижа.

А к этому он добавил, что «будет счастлив увидеть, что короля не вынудят следовать линии, способной скомпрометировать его династию и Францию»[482].

Как отмечает сэр Генри Литтон Булвер, «эти слова были произнесены в присутствии многих членов кабинета, потом их много раз повторяли, а посему они могут считаться подлинными»[483].

И еще один момент: так как Талейран не имел официальных детей мужского пола, он в декабре 1815 года добился, чтобы все его титулы перешли по наследству его брату Аршамбо Жозефу де Талейран-Перигору и его потомству[484].