Книга Ночь, когда она умерла - Анастасия Эльберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Фиону потянуло на дам! — сказал кто-то совсем рядом.
Фиона. Вот как ее зовут.
Несмотря на музыку, Фиона услышала говорившего — это был светловолосый молодой мужчина, сидевший в компании двух приятелей чуть. Она подошла к краю сцены и, поставив одну ногу на столик, забрала у него из рук шкуру — вероятно, доставшуюся ему до этого.
— Эй, мы так не договаривались! — возмутился один из мужчин.
В ответ Фиона пожала плечами и продолжила танец, обмотав шкуру вокруг бедер.
— Вы до сих пор встречаетесь с месье Мори? — предпринял очередную попытку заговорить со мной Патрик.
— С месье Мори? Нет. Кстати, где он?
— Сегодня его не будет. Какие-то дела, связанные с практикой, полагаю.
— Вы намекаете на то, что он пригласил на ужин доктора Портман? — улыбнулась я.
Патрик недоуменно поднял брови.
— Доктора Портман? Признаться… я не в курсе.
— А где же господин Фельдман?
— Во второй половине клуба. Заканчивает последние приготовления.
Фраза «последние приготовления» была произнесена так торжественно, что я в очередной раз не удержалась от улыбки.
— И что же нам приготовили на этот раз?
— Понятия не имею. Если хотите, можно пойти вместе и проверить.
— Я хочу посмотреть на танец.
— Можно пойти после танца. Или вам больше нравится идея подняться наверх?
Я убрала со стола руку до того, как Патрик попытался прикоснуться к ней.
— Может быть, вы разольете шампанское?
— И для меня заодно, папочка.
Фиона спустилась в зал, успев накинуть легкий плащ, и села за наш столик.
— Изольда, я полагаю? — спросила она.
— Приятно узнать, что вы меня помните.
— Вы, вы. К чему эта вежливость, красавица? Хотя… понимаю. Надо выпить на брудершафт, мы давно не виделись. Ты разливаешь, папочка? Или считаешь ворон?
На столе стояло всего два бокала, и Патрику не оставалось ничего, кроме как отдать их мне и Фионе. Он наблюдал за тем, как мы пьем и обмениваемся «приветственным» поцелуем.
— Так ты на самом деле любишь девочек, Фиона? — подал голос уже знакомый нам молодой человек, у которого забрали шкуру.
— Отвали, мальчик, ты ханжа, — ответила она ему, сопроводив свои слова неприличным жестом. — Я отработала, и теперь могу отдыхать. Кстати, ты можешь идти, папочка, — обратилась она к Патрику. — Дама настроена с тобой общаться. Найди себе старушку, посмотрите порнофильм.
Я посмотрела на то, как Патрик занимает свободный стул рядом с молодым человеком и его друзьями.
— Слава Богу, мы от него избавились. — Фиона сделала еще один глоток шампанского. — Ты не была тут целую вечность, красавица! И, знаешь, я ни на секунду не поверила в эту историю с похоронами. Такие женщины, как ты, восстанут даже из Ада!
— Ты преувеличиваешь, — рассмеялась я.
— Вовсе нет. — Она приподнялась и, наклонившись ко мне, продолжила, понизив голос: — Тут надо сказать «хочешь, я докажу тебе, что ты права, Фиона?». Кстати, Вивиана сегодня нет.
— Вообще-то, я пришла не к нему.
Фиона взяла бокал за ножку и осторожно поболтала шампанское.
— Вот как?
— Да. Я решила поискать приключений. Похоже, я их нашла.
— Немудрено, красавица. Ты пришла в правильное место! Адам, наверное, уже закончил суетиться. Хочешь посмотреть, что там во второй половине? Умираю от любопытства! Вчера снова был вечер темноты, но я танцевала и пропустила все интересное…
— Нет, не хочу.
На секунду мне показалось, что в ее глазах мелькнуло изумление, но она поняла меня без слов. Я вернула пустой бокал на стол и взяла ее за руку.
— Тут так душно. Не хочешь покурить снаружи?
— А… как же вторая половина? — спросила Фиона растерянно. — Мы туда не пойдем?
— Все зависит от того, как ты будешь себя вести.
— Я должна вести себя хорошо? — Она заулыбалась.
— Наоборот. Чем хуже, тем лучше.
Вивиан
2010 год
Мирквуд
— Надеюсь, тебе уже лучше? Тебя не было целые выходные. Чарли присосался к моей шее и выпил уже почти всю кровь, через месяц мне нужно отсылать рукопись, а я не просто не отредактировал — я еще и не начинал!
— Пришла пора понять, как тяжело я работаю в то время, когда ты ездишь в Англию.
Адам ничего не ответил. Он поправил очки на носу и, наклонившись над столом, продолжил заполнять документы.
Я откинулся в кресле и посмотрел в окно. Вид из него в нашем кабинете в здании клуба открывался убогий: самая неприглядная часть старого района. Но я предпочитал изучать страшноватый вид, а не смотреть на унылую физиономию Адама. Он тяжело работал, и я это понимал, но с эмоциями он переборщил.
Изольда уехала в субботу вечером. Мы гуляли по узким улочкам, выезжали за город, пообедали в неплохом деревенском ресторане, а по вечерам варили глинтвейн и рассказывали друг другу истории из прошлого. Мы ни разу не повздорили, и это не давало мне покоя. Мне казалось, что за пять минут до ее отъезда мы должны были поссориться, она должна была ударить меня по лицу, в очередной раз высказав все, что обо мне думает, а потом снова не отвечать на телефон. Сейчас же мы расстались так мирно, что мне было не по себе.
Я думал о том, что она вернется домой и не позвонит мне. Мы не будем разговаривать один день, второй. И она исчезнет из моей жизни. При мысли об этом я испытывал чувство, которое испытывает наркоман при мысли о том, что завтра у него не будет наркотиков. Да и теперь мое состояние напоминало состояние наркомана в ломке — у меня ничего не отбирали, но меня трясло при мысли о том, что к Изольде прикоснется другой мужчина. Но это было неизбежно. Неизбежно так же, как… боль. Именно эта ассоциация пришла мне в голову.
Я уже давно не испытывал физической боли — по крайней мере, такой невыносимой, как раньше — но отлично помнил, с каким ужасом ждал очередного приступа и как верил каждый раз, что этот приступ будет последним, хоть и знал, что за ним последуют другие. Помнил, что, скорее, оставил бы дома бумажник, но обязательно взял бы опиумный пластырь, как проверял, есть ли в аптечке морфий, хотя воспользовался им всего лишь пару раз. И еще больнее мне было от того, что я старался, как мог, не выдавать своего состояния, потому что это расстроило бы Афродиту. Сейчас я мог говорить о том, что происходит у меня внутри, но легче не становилось. Потому что гораздо проще принять тот факт, что завтра вечером ты будешь умирать от боли и хотеть одного — поскорее отправиться в Ад, чем тот факт, что тебя ждет неизвестность.