Книга Святой и грешница - Ульрике Швайкерт

Мадам подождала, пока девушки проснулись, оделись и позавтракали тем, что приготовила Мара. Жанель должна была мыть посуду, а Грет принести воду из колодца.

— Лиза… — словно между прочим сказала мадам, хотя ей было очень сложно говорить привычным голосом.

Девушка, едва присевшая на кровать, чтобы зашить чулки, подпрыгнула.

— Да, мадам?

— Пойдем ко мне, я хочу тебе кое-что сказать… — И когда Жанель тоже встала, добавила: — Тебе одной!

Элизабет удивленно подняла брови. Нечасто такое случалось, чтобы одну из них приглашали в дом мадам. Эльза оберегала свою маленькую империю от девушек. Голос ее звучал не так, будто она хотела отправить ее к лавочнику или пекарю. Это должно было быть что-то важное.

Элизабет вопросительно посмотрела на девушек, но те только пожали плечами. Она сделала что-то не так? Мадам опять собиралась ее наказать? Но для этого ей не нужно было приглашать ее в дом — Эльза не стеснялась пороть своих девушек при всех. Элизабет встревоженно посмотрела на суровое лицо мадам. И хотя ничего приятного этот разговор не обещал, тем не менее она последовала за Эльзой с прямой спиной и высоко поднятой головой.

Попытавшись улыбнуться, хозяйка борделя открыла дверь.

— Входи и присаживайся! Не смотри на меня так испуганно. Ничего страшного не произошло! Я просто хочу с тобой поговорить и сделать тебе предложение.

Все становилось еще более загадочным! Элизабет присела, положив руки на стол, и вопросительно подняла на мадам глаза.

Эльза посмотрела на благопристойно сложенные руки. Как много по ним можно было сказать, если обратить на них внимание! Девушка вела себя так неосознанно. Но ее осанка, которой ее много лет учили, никуда не исчезла, хотя остальные знания и воспоминания исчезли где-то в темноте. Ни у кого из обитательниц заведения не было такой манеры держаться!

Эльзе стоило усилий изобразить на лице дружелюбие, и, сев напротив Элизабет, она заговорила:

— Ты знаешь, почему я… ну, скажем так, оставила тебя здесь работать?

«Заставила!» — подумала Элизабет, но вслух ничего не сказала, лишь кивнула.

— Я… потратилась на тебя, на одежду и еду. Ты знаешь, что я не настолько богата, чтобы раздавать милостыню!

Элизабет снова кивнула. Она даже представить не могла, куда зайдет этот разговор. По всей видимости, мадам не собиралась ее бить и для нее не намечался особенный клиент. Ну, по крайней мере, не в это время суток!

— Я тебе говорила, что записываю все долги и вычитаю из них монеты, которые удерживаю из твоей зарплаты. Сегодня ночью я еще раз подсчитала… — Теперь Элизабет смотрела на нее, широко улыбаясь. — Ты рассчиталась со своими долгами передо мной — два пфеннига даже лишние. — Она подвинула к ней несколько монет.

Элизабет уставилась на нее, не веря своим глазам.

— Возьми их, они твои! И вот то, что я хотела тебе сказать: ты свободна.

Элизабет взяла монеты, ничего не понимая.

— Свободна?

— Ты не должна больше на меня работать. Точнее говоря, тебе нужно продолжать свой путь.

— Ты прогоняешь меня? — Хотя ей и не доставляло удовольствия обслуживать мужчин, иногда это даже вызывало у нее отвращение, но слова мадам испугали Элизабет.

— У меня нет для тебя места. Сама знаешь, в какой тесноте живут девочки. Сейчас для тебя самое время покинуть Вюрцбург. Поезжай в другой город. Если ты не сможешь найти другой заработок, то устроишься в другом борделе. В любом случае я тебе советую обосноваться на расстоянии двухдневной поездки от города.

Элизабет молчала и смотрела на сложенные на столе руки. Эльза Эберлин почувствовала облегчение, что все это сказала.

Тишина затянулась, и мадам не выдержала.

— Не делай такое лицо! Это не конец света. Ты еще молода, и у тебя вся жизнь впереди!

Элизабет ничего не отвечала, оглушенная словами мадам. Почему она прогоняет ее и советует не возвращаться в Вюрцбург? Как Элизабет вдруг смогла отработать все долги, если еще пару дней назад мадам утверждала, что ей еще долго придется на нее работать? Все говорило о том, что что-то случилось, изменив поведение мадам. Но что?

— Ты не хочешь мне сказать, что произошло?

— Что ты имеешь в виду? — Эльза начала заикаться и побледнела.

— Пожалуйста, скажи мне правду, почему ты мне советуешь покинуть город. На меня пожаловался легат или настоятель? Я сделала все, что они хотели. У них нет оснований быть мной недовольными.

— Нет больше никаких причин, кроме тех, которые я назвала! — закричала мадам, но Элизабет чувствовала неуверенность за ее наигранным гневом. — А теперь ступай к девочкам и не зли меня. Сегодня ночью ты еще можешь остаться, но завтра собирай свои вещи. Ты должна быть благодарна мне, вместо того чтобы уличать меня во лжи и упрекать!

— Благодарна? — тихо сказала Элизабет. — За то, что ты выбрасываешь меня на улицу, абсолютно беззащитную, где любой разбойник может безнаказанно воспользоваться мной и никто ему не сможет помешать? Жизнь здесь не из легких, но, по крайней мере, есть ты и палач для защиты от негодяев. На улице же только мужчины, более сильные, чем женщины. Жанель была бы уже мертва, если бы не было тебя и палача!

Элизабет развернулась и пошла в бордель. Эльза смотрела вслед высокой стройной девушке с гордой осанкой богатой горожанки. Она тяжело вздохнула и обхватила лицо руками. В ней разрасталось нехорошее чувство. Эльза налила вина, выпила три бокала, но чувство вины заглушить не удалось.

— Что? Ты свободна? У тебя больше нет долгов? — Грет ничего не могла понять. — Не припомню ничего подобного. — Девушки дружно покачали головой.

— Во всяком случае, пока я здесь, — добавила Жанель.

— Ах, это прекрасно! — вскрикнула Эстер. — Теперь ты можешь идти, куда хочешь. Ты свободна!

— Ты, тупая овца, куда ей идти? — возразила Грет. — Мы здесь не потому, что не можем выбрать из множества замечательных возможностей, которые предлагает нам жизнь! У кого из нас есть другой выбор?

Марта надула губы.

— Не верю! За год работы у Лизы больше нет долгов? Мы пашем здесь много лет и все время слышим одну и ту же песню о том, что должны быть благодарны мадам за возможность отработать наши долги, ужасно большие долги, так как наше проживание здесь стоит ей немалых денег. А Лиза еще и украла деньги из сундука мадам! — говорила она, не скрывая волнения. Ее голос становился все более резким. Марта топнула ногой, на глаза навернулись слезы гнева.

— Как можно быть такой завистливой и недоброжелательной, — выпалила Жанель. — Мы должны порадоваться за Лизу. Кроме того, она взяла деньги на лекарство для меня, а не для себя лично. Мадам, должно быть, записала это в мой долговой список, и это правильно!

— Хотя и несправедливо, — заметила Мара. — Марта права: мадам с самого начала выделяла Лизу. Сколько раз мы работали больше и тяжелее? Она хоть раз обслуживала тех ужасных парней, которым доставляет удовольствие видеть боль в наших глазах?