Книга Что делать, Россия? Прорывные стратегии третьего тысячелетия - Олег Матвейчев

Это и есть самоотказ цивилизованных стран от гарантированного статуса руководителей мирового порядка. Это и есть то, что требует «закон Феникса» от настоящего субъекта на пике могущества отказаться от всего, что имеешь, чтобы начать заново. Только отказ от военной мощи и есть заявление государства идти на риск настоящей конкуренции в мире, без использования некоего монопольного положения и сохранения привилегий, без такого отказа все разговоры о модернизации, демократии и духовном лидерстве есть чистое лицемерие.

Военно-промышленный комплекс есть самое большое наследие именно средневекового традиционного мира. И то, что большое количество хай-тек новинок производится в сфере ВПК, не оправдание, ведь на самом деле куда большая часть теорий, достижений и проч. остаются секретными и просто НЕ служат людям, создавая склады ненужного, неприменяемого и морально устаревающего оружия.

Огромный научный потенциал как раз наоборот канализируется в непроизводительном направлении, оставаясь потенциалом и не актуализируясь, не вбрасываясь в научную коммуникацию и в практику. Нет ничего такого, что может делать оружие и чего нельзя было бы сделать с помощью пропаганды. Даже человека или государство можно уничтожить с помощью пропаганды, довести до самоубийства. Но пропаганда действует за счет открытости коммуникаций, а оружие – за счет секретности и обрыва коммуникаций, выступая как антимодернизационный фактор. Пропаганда и «холодная война» дают конкуренцию идей, а оружие давит за счет мертвого груза накопленной силы.

Вот только дюжина мер, которые ведут к модернизации и активизируют модернизационный потенциал. Естественно, их можно придумать гораздо больше. Многое выглядит совершенно фантастически, и таковым и является, по крайней мере, без одновременного осуществления программы сразу во всемирном масштабе и без соответствующей всемирной пропаганды.

Еще один важный момент: можно заметить, что большинство из предлагаемых мер активно эксплуатируют человеческую возможность дарения и отказа от собственности (отказ от собственности при занятии властной должности, отказ от передачи по наследству, отказ от интеллектуального плана, отказ от накопления в любом виде, отказ от крупного капитала, отказ от оружия и монополизма и проч.). На самом деле собственность как отношение включает в себя три момента.

1. Потребление (я не могу потреблять несобственное когда я что-то потребляю, то становлюсь собственником этой вещи).

2. Производство или обозначение (когда я в любом виде оставляю на материи след своего духа, я собственник этой вещи).

3. Отчуждение, дарение (когда я расстаюсь с вещью, дарю ее, я тем самым проявляю над ней высшую власть, показываю, что я не раб этой вещи, могу от нее не зависеть).

Так вот: то, что необходимо нашему миру, – это переход из мира потребления и мира производства в мир дарения. Это мир, где не престижно потреблять, зато морально и модно дарить и благотворительствовать, постоянно, говоря христианским языком, «носить вериги друг друга», не упускать случая помочь и совершить добрый поступок.

Как это может выглядеть? Во-первых, всестороннее развитие ресурсов, прообразами которых уже выступают торренс-сервисы, ресурсов с условным названием, например, «Подарю, ру», где люди бы давали объявление о том, что готовы отдать не нужные лично им вещи. Там же могут быть и кооперационные объявления, например: «Я еду из одного города в другой, возьму попутчика или захвачу почту, груз».

Пора отдать должное фихтевской концепции собственности, которую в свое время восприняли как странную (ее суть: собственность бывает не собственностью на вещь, а собственностью на определенное отношение. И если одно использование не мешает другому, то у вещи может быть много собственников). В принципе на этом понимании держится большая часть бизнесменов, которые являются собственниками не вещей, а схем.

Творческое создание схем, при которых ресурсы и вещи будут использоваться с максимальной отдачей, а не простаивать, – дело будущего. Мир, в котором дарение будет одной из главных добродетелей (что соответствует «закону Феникса»), не отменяет производство: это так же невозможно как отменить потребление. Утопии типа книги А. Секацкого «Беглецы с острова сокровищ», где страта людей пользуется вещами только когда они им нужны, а потом оставляет их для пользования другим, молчаливо предполагают производственную сферу, либо эти люди вынуждены быть маргинальной диссидентствующей и паразитической группой. Тем не менее, книга способствует пропаганде будущей этики дарения.

Перечисление всех вышеназванных реформ как минимум стимулирует мышление и социально-гуманитарное творчество. К сожалению, креативность наших «либералов» и их предложения по модернизации заканчиваются на требовании «выпустить Ходорковского» и вновь ввести губернаторские выборы, а модернизационной фантазии наших «левых» хватает только на такие меры как «отдать под суд Чубайса» и национализировать имущество олигархов…

Убогость и примитивность политиков – свидетельство их нынешней кастовости и замкнутости, отсутствия коммуникации с социальной наукой, которая может предлагать что угодно, но это никогда не будет прочитано, осмысленно и запущено в практику для того, чтобы практика поправила все те вещи, которые действительно непрактичны.

По большому счету социальному философу все равно как устроен мир, поэтому автор не является яростным поклонником высказанных идей. Другое дело, что без свежих идей в мире модерна не могут обойтись сами политики. Пусть все сказанное будет воспринято хотя бы как средство для «расширения сознания», некая умственная гимнастика, массаж мозга, позволяющие взглянуть на мир хоть чуть-чуть незамыленным, незашоренным взглядом.

И еще. Всякая модернизация основана на идеологии субъекта и картезианской революции. Но, естественно, это не догма. Кто сказал, что мы не можем вообще переосмыслить все так, что обойдемся без субъекта, без понимания человека как субъекта. Тогда и апории «закона Феникса», модерна и постмодерна станут нам по зубам.

Империализм против национализма

Все больше людей задаются вопросом: «как относиться к национализму?». Но национализм может иметь притягательную форму. К какому национализму? К украинскому? К грузинскому? Латышскому? Плохо. Русскому? А вот к русскому – хорошо. У нас так и получается: чужой национализм плох, а свой хорош!

Давайте будем принципиальными: национализм или плох или хорош любой. Мне отвратителен национализм поляков или грузин. Вам, например, тоже. Но, заметьте: им будет так же отвратителен русский национализм. А я настолько националист, наверное, что не хочу, чтобы что-то русское вызывало отвращение у кого бы то ни было. Даже у поляков.

Национализм – удел наций-неудачников, одержимых комплексом исторической неполноценности. Зачем это нам? И опасность в том, что сейчас в России в решающую фазу входит то, что можно назвать демаргинализацией национализма. Социология фиксирует: лозунг «Россия для русских» поддерживает до 15 % населения и около 30 % согласны с тем, что русские должны быть привилегированной нацией в России.