Книга В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945 - Юрий Владимиров

Однако операцию мы провели совсем по-другому. Иван Харченко обнаружил на складе небольшое, чуть-чуть приоткрытое внутрь вентиляционное окно. Когда наш мастер Диттрих и часовой куда-то отлучились, оставив пленных одних под мою ответственность, наша компания отправилась как бы в туалет, по одному, по два человека, и собралась у склада, который никем не охранялся. Однако окно оказалось настолько узким, что проникнуть через него мог только я, да и то без одежды. Откуда-то притащили чурбак, и высокий ростом Леша Маляр подсадил меня к окошку. Я схватился за край проема руками и с трудом, повернувшись на бок, пропихнулся в помещение, упав на стоявшие у стены ящики. Затем я выбрал несколько ящиков и коробок, которые могли пройти через окно. Затем товарищи бросили мне молоток и клещи, и я открыт ими три больших ящика, достав оттуда несколько банок и бутылок. Конечно, я очень волновался, зная, что если попадусь, то мне грозит расстрел.

Пока я находился внутри склада, товарищи уносили и прятали нашу добычу во временном тайнике. Потом в течение нескольких дней продукты тайком перенесли в Цшорнау. Поскольку никто не видел воров, то кладовщик не стал сообщать начальству о краже, вероятно испугавшись взыскания за свою непредусмотрительность. Но в тот же день я и Маляр признались фельдфебелю в нашей «организационной», как он выражался, работе, не назвав, однако, других исполнителей. При этом мы преподнесли фельдфебелю бутылочку коньяку и коробку сигар, чем он остался очень доволен. Кроме того, в последующие дни, когда наши пленные возвращались с работы в лагерь, фельдфебель не стал их обыскивать.

Радость от удачного налета на продовольственный склад на следующий день лично для меня омрачилась тем, что в одном из последних номеров газеты я наткнулся на сообщение, что в результате англо-американской бомбардировки в Бухенвальде погибли лидер Коммунистической партии Германии Тельман и ведущий функционер социал-демократической партии Брайтшайд. Но через десять дней до нас дошла радостная весть: попавшийся нам навстречу французский пленный, подняв для приветствия правую руку с зажатым кулаком, сообщил, что столица Франции Париж освобождена от оккупантов.

После этой радостной вести не прошло и трех дней, как в нашем лагере случился побег. Когда, окончив рабочий день, мы выстроились, чтобы вернуться в Цшорнау, наши конвоиры недосчитались трех человек. Отсутствовавшими оказались бывший старший уборщик в лагере Сергей Селезнев, Николай Николаенко и его близкий друг Николай Давиденков. Стало ясно, что ребята убежали.

Естественно, фельдфебель пришел в бешенство и заявил, что оба конвоира за допущенный побег будут уволены со службы в лагере и отправлены на фронт. Досталось и мне, как старшему рабочей команды. Но я высказал предположение, что беглецы, возможно, скоро возвратятся, и это несколько успокоило коменданта. Фельдфебель сказал, что беглецы далеко не уйдут, а когда их поймают, то они будут расстреляны или направлены в один из штрафных лагерей.

…Вероятно, в связи с побегом пленных в лагерь приехал старший инспектор, имевший звание капитана. Вечером перед отходом ко сну они зашли к нам в казарму и сообщили, что беглецы пойманы и направлены в штрафной лагерь. А утром фельдфебель и для этого капитана устроил «спектакль» с моим докладом. Вероятно, это тоже помогло фельдфебелю избежать наказания за допущенный побег. Его оставили на занимаемой должности. Но после посещения лагеря инспекторами обоих часовых куда-то от нас забрали.

Спустя много лет после войны мне довелось узнать о судьбе беглецов. Во время служебной командировки я встретил в Калинине Селезнева, и вот что он рассказал. В день побега они спрятались в подвале одной из дальних казарм в военном городке, а ночью вышли из укрытия и двинулись в путь. У них было намерение пробраться в Словакию. Днями отсыпались и отсиживались, а ночами двигались, ориентируясь по Полярной звезде. Ночью добывали себе питание, в основном картофель, во дворах и на полях местных крестьян. Однажды ночью, проникнув через незапертую дверь на кухню в дом какого-то крестьянина, они забрали со стола почти целую буханку хлеба. Утром хозяин поднял тревогу, и несколько местных мальчиков из гитлерюгенда пошли с овчарками по следу беглецов и обнаружили их в лесу за варкой картофеля. Затем из местной жандармерии беглецов отвели в ближайший лагерь военнопленных в Хонштайне, а затем отправили в небольшой штрафной лагерь в Судетской области Чехословакии, где 9 мая 1945 года их освободила Красная армия.

Одним из новых часовых стал житель Каменца, где раньше он работал преподавателем привилегированной местной школы. Это послужило для пленных поводом дать ему прозвище Интеллигент. И действительно, этот часовой был исключительно хорошим человеком – всегда спокойным, вежливым, аккуратным, очень эрудированным и добрым. Даже фельдфебель, со всеми грубый, не повышал на него голос. Такой же, как он сам, была и его супруга, часто навещавшая мужа во время несения им службы. Оказалось, они потеряли на фронте единственного сына.

…Погода в сентябре 1944 года почти не отличалась от летней. В связи с этим фельдфебель дал нам возможность ночевать вне помещения, чтобы в это время уничтожить в казарме клопов, которые не давали никому нормально спать. Против них решили применить боевое отравляющее вещество – газ хлорпикрин. Мы вынесли из казармы все свои личные вещи и сложили их в окопы в огороде. Затем в казарме плотно заклеили полосками бумаги щели в окнах и между полом и дверями. Часовые Вилли Нииндорф и Николай Билк, надев противогазы, разместили в помещении шашки с хлорпикрином, раскрыли их и быстро выскочили наружу.

Итак, оказавшись вне казармы, мы от нечего делать занялись кто чем может. А Шамота, братья Омельченко, Мозжухин, Саша Зинченко, Русличенко и еще кое-кто, включая и меня, стали петь старинные русские и украинские и современные советские песни. Услышав пение, начали собираться слушатели – жители деревни, русские и украинские девушки, поляки. Иногда они подпевали нам. Фельдфебель с Эрикой и часовые, не находившиеся на дежурстве, присоединились к слушателям.

Обедать, ужинать и ночевать нам пришлось сидя в окопах. Хорошо, что не было дождя. Вечером, на следующий день, когда все вернулись с работы, Нииндорф и Билк, снова надев противогазы, вошли в казарму и проветрили помещение, пленные вымели с нар и с пола кучи погибших клопов. Их набралось чуть ли не целое ведро, которое отдали хозяйке для кур. И так мы наконец освободились от клопов!

…На станции поздним летом и ранней осенью, как и в прошлом году, мы часто «пикировали» на большое картофельное поле и нередко на рабочем месте пекли на костре или варили в ведре картофель. Ни хозяин картофельного поля, ни часовые к нам почти не придирались, а часовые иногда ели картофель вместе с нами.

Однажды на станцию привезли на двух грузовиках под конвоем около двадцати женщин, одетых в одинаковые тюремные кофты и юбки. Наш часовой разговорился с их конвоиром и узнал, что эти женщины почти все немки, которых посадили в концлагерь за какие-то провинности. Но среди них были также отдельные чешки и венгерки. Оказалось, арестанток прислали для выполнения погрузочных работ.

Мы увидели, что эти женщины очень истощены и голодны. Поэтому мы решили отделить от своей порции по две картофелины и отнести их в ведре этим женщинам. Чтобы охраняющий часовой этому не воспрепятствовал, мы поставили ведро в… нашу выгребную уборную, находившуюся возле железнодорожной колеи. После этого Иван Пик подошел к женщинам и жестами дал им понять, что им надо забрать там ведро и потом вернуть его пустым на то же место. Женщины его сразу поняли и позже тайком зацеловали Ивана так, что он еще долго ходил гордым и счастливым. В дальнейшем Иван не раз приносил этим женщинам картошку, которую мы «организовывали» непосредственно на картофельном поле. Кое-кто из нас отдавал женщинам и свой суп в котелке.