Книга Украли солнце - Татьяна Успенская

И снова она пришла на помощь. В середине дня позвала к шефу. А когда вышли на террасу, сказала, что Апостол предоставляет ему кабинет и просит поговорить с теми, кого нашёл.

— Сумеешь справиться один?

— Сумею! — даже не задумавшись, выпалил он.

Не нужно больше торчать в цехе!

— Возьми и роботов тоже. А то не известный нам доброхот-доносчик взобьёт пену: поднимет на ноги все службы.

— А где же будет Апостол в это время?

— В местной командировке, вернётся к вечеру.

Попросил начальника прислать ему людей, вышел в коридор и тут же увидел брата.

— Мне не нравится твоё поведение, ходишь во время рабочего процесса без дела. — Сейчас пустит «петуха». Даже голос изменился, потерял свой тембр. — Я всё вижу, я слежу за тобой. Требую, чтобы ты прошёл путь, какой проходят все: ступай к станку. Иначе придётся применить насилие.

Лучше бы он умер! Этот чужой Любим не остановится ни перед чем: в самом деле, призовёт молодцов, вкатит препарат.

Какое-то время оцепенело смотрит на брата и для себя неожиданно говорит точно таким же тоном, что и он:

— Ты сам объяснил мне: трудолюбец должен подчиняться своему начальнику. Он дал мне задание. Кажется, он и твой начальник. Вот и решай мою судьбу с ним. Передаст он меня тебе, буду делать, что велишь ты.

— В твоих рассуждениях есть логика. Поговорю с Номером 101. Ты мой брат, и это мой долг воспитывать тебя, — сказал строго и чётким шагом зашагал прочь.

До кабинета Апостола добрался в полном изнеможении. Был брат. Нет брата. Залпом выпил три стакана воды, съел три куска хлеба. Боль в голове притупилась.

Первым пришёл мальчик лет шестнадцати.

Глаза — пуговичные. Бесстрастен. Но вот скользнул взглядом по хлебу и без приглашения сел.

Странно, почему раньше не попался, ясно же, препарата не принимает. Ну и как себя вести?

— Ты школу кончил? — спрашивает Джулиан неуверенно.

— Всё как полагается.

— Ещё в школе хотел работать именно здесь?

— Точно так, — говорит равнодушным голосом, а в глазах — смех. — Именно здесь.

Разве такой станет думать о карьере? И Джулиан доверился своей интуиции. «Земля любит родить зерно, яблоки. Но не зёрнами пшеницы, не яблоневыми косточками засеваются поля — кровью, и, если земля пропитается кровью, перестанет родить зерно и яблоки, погибнет человек».

Не успела первая строчка отзвучать, как мальчик принялся выстукивать на подлокотнике кресла ритм: слог к слогу, слово к слову. А когда Джулиан замолчал, воскликнул:

— Даёшь! Теперь я знаю, кто ты. Вчера о тебе услышал.

— Ешь! — Джулиан протянул ему хлеб.

Парень запихнул в рот чуть не весь кусок сразу.

Получилось похлеще того, что ожидал от города. Плевать, пусть все считают его шпионом!

— Зачем пришёл сюда? Здесь можешь погибнуть!

— Ни в коем разе, — замотал головой парень. — Я вечный. У меня семеро братьев и сестёр, отца нет, мать рвётся из последних сил.

— Но ведь здесь немного платят.

— Не так уж и мало! Дают домой пайки без препарата, разрешают родным бесплатно бывать на спортивных праздниках, фильмах. Конечно, скукота, фильмы учат вкалывать и слушаться, но как по-другому отдохнуть?! И лафа есть. Закончится обучающий срок, получу место с хорошими деньгами и право учиться: иди без экзаменов в любой вуз на вечернее отделение! Только сунь им под нос документ со штампом Учреждения! А я так хочу учиться музыке! Да разве просто так поступлю куда хочу? Ни в жизнь! — Парень заговорил почему-то шёпотом: — Знаешь, я и сейчас учусь. Половину заработка отдаю родным, половину — учителю музыки! Слушай, а ты зачем меня вызвал?

— Помочь, если не власть тебя прельщает! Как тебя зовут?

— Герасим. Но я себе придумал имя Гюст.

— Не понимаю, как до сих пор тебя не обнаружили?!

Гюст засмеялся.

— Я жутко хитрый. Думаешь, не знаю, какая птица в цех залетела? Я тебя издали усёк. Свой! Для понту ломался сначала.

— Ну, а если бы не я вошёл?

— Смотри! — Гюст вскочил и абсолютно механическими движениями стал повторять процесс работы. — Я винтик, я рычаг, я поршень, я механизм, — бормотал он в такт движениям. Наконец сел и сказал весело: — Главное, рожу могу укротить. Она у меня дура, пялится без разбору, растягивает «варежку». Но в последнее время я и с ней научился управляться.

— И всё-таки будь поосторожнее! По моим наблюдениям, выжить здесь трудно.

Гюст сказал с детской самоуверенностью:

— Выживу! Я могу не есть сколько хочешь, не дышать по три минуты! А всего-то надо терпеть две.

— Ну, давай терпи! — распрощался с ним Джулиан.

Вторым был мужчина с прилизанными волосами. Крупен, широкоплеч, видно, очень силён. Сел прямо, словно спина не гнётся, уставился на него: «Ну пришёл, что дальше?»

— Ваше имя? Наум Гудков? Очень приятно. Какие есть претензии к администрации? В чём заключаются нужды трудолюбцев? — Джулиан подделывается под тон Любима. — А может, у вас есть рационализаторское предложение?

Похоже, именно таких вопросов ждал мужчина.

— Вызывает недоумение: почему администрация не использует силы трудолюбцев полностью? Петушиные бои, концерты отнимают от главного дела столько времени! Из всех развлечений я оставил бы спорт, чтобы не потерять форму, и хор, ибо хор способствует соединению всех в единое целое, с песней легче двигаться в светлое будущее. Высвободившееся время я бы отдал работе. Кроме того, в этом году я хотел бы отказаться от отпуска. Конечно, мне нравится выходить утром на зарядку в нашем доме отдыха и маршировать, но, мне кажется, разумнее все силы потратить на главное. Вот мои рационализаторские предложения! — Мужчина вышел из кабинета.

Стук в дверь заставил Джулиана очнуться.

А ведь, наверное, неплохим человеком был Наум Гудков. Вечная память ему!

Саломея Макина повторяет казённые слова. На хлеб даже не взглянула. Но не может же быть ни у робота, ни у карьеристки несчастных глаз, какими она взглянула на него в цехе! И весь облик её — не робота: волосы собраны в тяжёлый узел на затылке, строгое нестандартное платье.

— Вы похожи на мою мать, — мягко говорит Джулиан. — Видите, я, как и вы, не принимаю препарата. Скажите, что с вами, может, помогу? Для этого позвал.

И она заплакала. Джулиан отпаивал её водой, а слёзы не унимались. Когда совсем уже отчаялся добиться от неё толка, она заговорила:

— Не могу видеть вместо сына идиота. Кивнёт мне как посторонний и пройдёт мимо. Что я, что чужие, ему всё равно.

— Так зачем вы здесь? Только мучаетесь. Легче не видеть.