Книга Детский сад, штаны на лямках - Люся Лютикова

Едва дождавшись февраля, Динара пришла на прием к инспектору Махнач. Ольги Валентиновны в кабинете не оказалось, Бадмаева прождала под дверью пять часов. К концу рабочего дня Махнач все-таки появилась.

– Чего ты сюда ходишь? – спросила она, с трудом фокусируя взгляд на посетительнице. – Ходит и ходит, надоела уже!

Махнач была выпимши. То ли продолжала отмечать Новый год, то ли нашелся другой повод.

– Я справку принесла, – смиренно ответила Динара, – о доходах, как вы просили.

Инспекторша плюхнулась на стул, для устойчивости расставив толстые ляжки, и взяла документ.

– Да уж, доходы! – усмехнулась она. – Это не доходы, это слезы! Как ты на такие деньги ребенка собираешься растить, а?

– Это минимальный размер оплаты труда, – оправдывалась Динара, – на другую работу меня не берут. Но я еще подрабатываю, я шью! Я ведь профессиональная швея. Если хотите, могу вам сшить что-нибудь…

Вместо ответа Ольга Валентиновна громко рыгнула.

– Пожалуйста, – с замирающим сердцем спросила Динара, – скажите, когда я смогу увидеть дочь?

Физиономию Махнач перекосила пьяная ухмылка:

– Да никогда!

Мать обомлела:

– Почему?

– По кочану! Дура, подумай своей башкой, ну что ты можешь ей дать? Барак? Сортир на улице? Постоянную нищету? Да она же сама, когда чуть-чуть подрастет, тебя возненавидит!

– Не говорите так, – замотала головой Динара, – я люблю Полиночку, а она любит меня.

Но пьяная баба, не слушая ее, продолжала вещать с той же гнусной ухмылкой:

– Ты радоваться должна, что она попадет в богатую семью, будет как сыр в масле кататься. Вырастет в нормальной стране, выучится, человеком станет. А здесь, с тобой, что ее ждет? Неужели не желаешь счастья своему ребенку? Эгоистка ты!

Сердце Динары ухнуло вниз:

– В какой нормальной стране?

– Да в Америке. Полину удочерила семья американского пастора из штата Юта. Представляешь, как ей повезло? Меня бы кто так удочерил, – хохотнула Махнач. – Так что перестань сюда ходить, без толку это. Кстати, ты ведь швея, кажется? Юбку сможешь расшить? После праздников с трудом налезает.

Завалившись на бок и тяжело дыша, инспекторша принялась расстегивать молнию на бедре. Динару охватило бешенство. Она бросилась вперед, чтобы навсегда стереть ухмылку с этой самодовольной жирной хари…

Глава 37

Закончив рассказ, Динара судорожно выдохнула, как будто ее разом покинули последние силы.

– Что вы сделали после того, как… – я на секунду запнулась, – Махнач умерла?

– Ничего, – ответила Бадмаева, – пошла домой.

– Вас кто-нибудь видел в соцзащите?

– Не знаю. Да я сама никого не видела, шла как в тумане.

Получается, труп Махнач пролежал в кабинете всю ночь, и Ленке Алябьевой просто не повезло, что на следующее утро она оказалась первой посетительницей.

Неужели криминалисты не смогли определить точное время смерти чиновницы? Есть разница – убили человека пятнадцать минут или двенадцать часов назад? И почему уборщица вечером не наткнулась на бездыханное тело? Или наткнулась, но предпочла промолчать о находке? Может, следователь вообще ее не допрашивал? Обвинение против Алябьевой шито белыми нитками, грамотный адвокат разобьет его в пух и прах. Особенно если есть чистосердечное признание другого человека…

– Еще хочу спросить насчет юриста Юлии Макаровны Прудниковой. Как вы узнали, где она живет?

– Я не знаю, где она живет, – отозвалась Динара.

– Значит, вы проследили за ней от соцзащиты?

– Зачем?

– Чтобы убить.

Изумление собеседницы было неподдельным:

– Юлию убили?! Когда?

– На следующий день после Махнач, задушили в подъезде собственного дома. Так это не вы сделали?

– Зачем мне ее убивать? Она мне помогала, давала советы, даже обещала бесплатно составить иск в суд по поводу алиментов, ну, когда у меня будут деньги на генетическую экспертизу. Какая у меня была причина для убийства?

– Ну хотя бы такая, что Прудникова готовила документы для удочерения Полины в Америку.

– Готовила документы? – оторопела Бадмаева. – Получается, они с Махнач действовали заодно?

– Я предполагаю, что да.

Новость стала для Динары ударом. Похоже, хитрая юристка успела втереться к ней в доверие. У меня не было оснований не верить Динаре. «Если ты упал в реку, дождя уже не бойся» – гласит китайская пословица. Бадмаева призналась в одном убийстве, какой смысл скрывать второе? Тем более что несчастной матери сейчас жизнь не мила, она не цепляется за свободу и не озабочена тем, как скостить тюремный срок.

– Вам знакома фамилия Бизенкова? – спросила я.

Динара покачала головой.

– Марина Георгиевна Бизенкова занимала должность заведующей детским садом номер шестьдесят семь.

– Полина не ходила в садик, она была слишком маленькой.

Да, конечно, как я сразу не сообразила.

– Может быть, вы знаете хирурга Сергея Хидировича Фархадини?

– Впервые слышу.

Ну что же, из четырех убийств пока я раскрыла только одно. Неплохой результат, учитывая, что официальному следствию не удалось и этого.

– Я готова ехать в тюрьму, – прошептала Бадмаева.

– Да-да, сейчас поедем, – отозвалась я, прикидывая план дальнейших действий.

Значит, так, сначала звоню Унганцеву и вытаскиваю его, где бы он ни находился. Вызываю такси, вместе с Динарой еду в прокуратуру, где она дает признательные показания. Настаиваю на том, чтобы Ленку Алябьеву отпустили сейчас же, дожидаюсь ее и отвожу к Алке домой… Нет, к Алке не надо, отвожу в Ленкину квартиру и остаюсь там до понедельника. В понедельник мы идем в Управление образования и добиваемся, чтобы Костика вернули матери. Если местные чиновники ничем не помогут, мчимся в Москву и ищем правды там.

Я поднялась со стула и тут же села на место.

– Динара, выслушайте меня, пожалуйста, это очень важно. Я не знаю, скажет вам адвокат или нет, но вы должны настаивать на том, что не планировали убийство. Вы убили в состоянии аффекта, понимаете?

Собеседница неуверенно кивнула.

– Колготки оказались у вас под рукой случайно, – вдалбливала я. – Вы принесли вещи для Полины, надеялись, что удастся передать их в детский дом. Запомнили?

– Да, запомнила. А какие колготки?

– Красные. Те самые, которыми вы задушили Махнач.

– Я ее не задушила, я ее ударила.

Я вздохнула. От стресса у бедняжки все перепуталось в голове.