Книга Англичанка - Дэниел Сильва

— Получилось, Габриель, — сказал Лавон. — Ты его нашел.

— Кого?

— Поля, — улыбнулся Лавон. — Павел Жиров из «Волгатек-Нефтегаза» и есть Поль.

* * *

А дальше последовала ссора, ставшая самой ожесточенной за всю историю группы. Келлер, однако, даже не догадывался о разладе в команде — так тихо все произошло. Недовольную сторону возглавил Яаков; свою простую позицию он отстаивал с жаром: Контора ввязалась в это дело лишь с одной целью — доказать, что за похищением Мадлен Хэрт стоят русские, которые намерены заполучить английскую нефть. И вот это доказательство сидит в номере гостиницы «Империал». Павел Жиров, глава службы безопасности «Волгатека» и головорез Московского центра, если таковой вообще существует. Яаков настаивал на том, чтобы немедленно захватить его, иначе гад ускользнет, только его и видели.

К несчастью для Яакова, против него выступил будущий шеф, Габриель Аллон. Габриель спокойно объяснил, почему Павел Жиров должен без помех завтра вылететь из Копенгагена: времени разрабатывать и репетировать захват нет, взять Жирова чисто не выйдет — а ведь того требуют нормативы Конторы. Захват наобум всегда рискован, а уж неподготовленный захват со взломом рискован вдвойне и может привести к катастрофе, к которой Контора не готова. Так что Павел Жиров улетит в Москву, и Штаб — если понадобится — понесет за ним чемоданы.

В общем, в десять часов следующим утром Павел Жиров — он же Поль — покинул отель «Империал» и вместе с Геннадием Лазаревым и Дмитрием Бершовым отправился на лимузине в аэропорт, где сел на частный самолет до Москвы. Йосси щелкнул их напоследок для несуществующего издания и сел на рейс до Лондона. Вечером того же дня вся группа под руководством Габриеля вновь собралась на явке в Грейсвуде. Николай Авдонин, сообщил Габриель, отправляется в город грешников на собеседование, а с ним и вся группа.

46

Грейсвуд, Суррей

На следующий день по шифрованной линии поступил вызов. Габриель предпочел бы его проигнорировать, однако в сообщении четко говорилось: в случае неявки у него отзовут все полномочия. Дождавшись шести вечера, Габриель поехал в Лондон и тайком проник в израильское посольство через черный ход. В фойе его напряженно ожидал шеф местного отделения, украшенный боевыми шрамами карьерист Натан. Он проводил Габриеля вниз, в святая святых и поспешил убраться оттуда, словно опасался угодить под осколочный удар. В комнате было пусто, разве что на столе стоял поднос с чаем, бутербродами и венским печеньем. А еще бутылка минералки, которую Габриель запер в шкафу. Чисто по привычке — доктрина Конторы гласила: потенциальное поле битвы следует заранее очистить от всего, что могут использовать в качестве оружия против тебя.

Минут двадцать никто не появлялся, затем вошел плотно сбитый, словно рестлер, мужчина: черный костюм, словно подобранный на размер меньше, и модная белая сорочка с высоким воротником, создающая ощущение, будто у качка нет шеи. Некогда соломенные, его волосы теперь отливали сединой; качок стриг их коротко, дабы скрыть стремительно растущую лысину. Он пристально посмотрел на Габриеля сквозь узкие стекла очков, словно решая: расстрелять его сейчас или на рассвете. Затем подошел к подносу и медленно покачал головой.

— Думаешь, мои враги знают?

— Что, Узи?

— Что я не в силах устоять перед едой? Особенно, перед таким угощением. — Узи схватил с подноса печенье. — Это у меня наследственное: больше всего на свете дед обожал сливочное печенье с чашечкой кофе по-венски.

— Уж лучше такая зависимость, чем казино и бабы.

— Тебе легко говорить, — обиделся Навот. — Ты — как Шамрон, у тебя нет слабостей. Ты неподкупен. — Навот помолчал. — Безупречен.

Габриель понял, к чему клонит Навот. Шеф смотрел на печенье, словно на источник всех своих бед.

— Впрочем, одна слабость у тебя все же есть, — сказал наконец шеф. — Ты позволяешь личным чувствам влиять на принятие решений. Когда станешь шефом, от этого придется избавиться.

— На сей раз ничего личного, Узи.

Навот натянуто улыбнулся.

— То есть ты не отрицаешь, что Шамрон предлагал тебе занять мое место?

— Нет, — ответил Габриель. — Не отрицаю.

Улыбка почти сошла с губ Навота.

— А-а, еще одна твоя слабость, Габриель: ты честен. Слишком честен для шпиона.

Навот наконец присел, сложив локти на столешнице, которая, казалось, прогнулась под их тяжестью. Глядя на шефа, Габриель вспомнил отвратительный день, когда — много лет назад — они отрабатывали в паре с ним навыки бесшумного убийства. Габриель тогда потерял счет своим смертям.

— Сколько мне осталось? — спросил Навот.

— Брось, Узи. Давай не будем об этом.

— Почему?

— Ни мне, ни тебе легче не станет.

— Что, совесть ест?

— Да не то чтобы…

— Давно планировал подсидеть меня?

— Узи, ты меня знаешь.

— Думал, что знаю.

Отодвинув от себя поднос с угощением, Навот огляделся.

— Что им, трудно было минералку принести?

— Я спрятал ее в шкаф.

— Зачем?

— Чтобы ты меня ею не огрел.

Навот стиснул руку Габриелю, и та почти сразу же онемела.

— Принеси воды, — велел шеф. — Хоть в этом уважь.

Габриель сходил за минералкой. Когда он вернулся, гнев Навота самую малость угас. Шеф израильской разведки пальцами сорвал с бутылки крышку и налил себе немного пузырящейся жидкости в прозрачную пластиковую кружку. Габриелю даже не предложил.

— За что мне это? — задал он риторический вопрос. — Я был хорошим, чертовски хорошим главой Конторы. С честью выполнял обязанности и спасал страну от крупных международных конфликтов. Мог ли я прикрыть иранскую ядерную программу? Нет, не мог. Но я ведь не позволил втянуть нас в катастрофическую войну. Это первейшая задача главы разведки — не позволять премьер-министру кипятиться и втягивать страну в ненужные ссоры. Вот сядешь на мое место и сам все поймешь.

Габриель не ответил, и Навот медленно выпил минералку — будто это были последние капли воды на планете. В одном он оказался прав: он был хорошим главой разведки. Вот только все победы Конторе под его руководством принес Габриель.

— Очень скоро ты поймешь еще кое-что, — продолжил Навот. — Трудно руководить разведкой, когда у тебя над душой стоит человек вроде Шамрона.

— Это его служба. Ари создал ее с нуля и придал нынешний вид.

— Наш старик всего лишь старик. Мир сильно изменился с тех пор, как Шамрон перестал быть шефом.

— Ты ведь сам себе не веришь, Узи.

— Прости, Габриель, но в данный момент я не испытываю сильной симпатии к Шамрону. К тебе тоже, если уж на то пошло.