Книга Ослиная Шура - Александр Холин

Монахи внимательно выслушали воспоминание паломницы, явно не похожее на размышления обыкновенной женщины, но ничего не ответили. Может, просто нечего было, а, может, в России до сих пор бесчинствуют Скуратовы, как при Иване Грозном? После революции в двадцатом веке российского монарха казнили, и никто слова не сказал. Примерно также все верные и неверные евреи не возражали Христову распятию. Более того, кричали: «Распни! Распни Его! Пусть кровь Его будет на нас и на детях наших».

Во всяком случае, никто из евреев за две тысячи лет не каялся перед Богом за распятие Христа. А каялся ли кто из русских за своих предков-палачей, бесновавшихся при жизни, растерзавших не только последнего монарха, но и всю страну?

На этот вопрос тоже можно ответить однозначно, потому что многие до сих пор считают: мир может жить и существовать только равноденственной бурей, и каждый человек в этой буре должен с кем-то или с чем-то бороться, сражаться и убивать. К чему тогда разговоры о каком-то развитии цивилизации, если до сих пор Научно-технический прогресс называют революцией?

Шурочка чувствовала себя довольно неуютно за диссидентские выпады. Но разговор на скользкие темы между Шурой и отцом Агафангелом больше не возобновлялся.

Как-то раз Шура отправилась в монастырский архив, потому как отыскать и прочитать полезную для неё литературу, было необходимо. В отведённом под архивно-библиотечные склады полуподвале с живописными сводчатыми потолками она наткнулась на монаха Виталия, который царствовал здесь с большим удовольствием. Просто любовь к книгам была для него очень уж совместима с монашеским послушничеством.

Библиотека в монастыре занимала тёплое полуподвальное помещение, в котором находилось не только книгохранилище, но и архив. Здесь в сундуках, на столах, на этажерках, стоящих треугольниками друг к другу хранились книги, рукописи и старинные свитки, причём, некоторых из них завезены сюда самим Андреем Первозванным.

Святой Андрей – Первый Апостол Господень – недаром по этим местам хаживал, об этом тоже забывать не следует. Ведь он Слово, которое с тогдашних времён зовётся Правым, сюда доставил. Именно он первый начал учить русичей православию, хотя самого православия тогда ещё не существовало. А через восемь веков после этого равноапостольный Владимир только закончил дела, поднятые его бабушкой, княгиней Ольгой.

Размышляя на эту тему, Шура попросила разрешения порыться в архивах. Монах Виталий не стал прекословить, да и можно ли неприветливо встречать человека, пришедшего за помощью туда, где можно найти Божие Откровение для себя, понять, что послан ты в этот мир не для его исправления, не для поучения окружающих, а всего лишь для понимания себя, своих поступков, своего выбора. Ведь даже Господь сказал, мол, «судите Меня по делам Моим»… Причём, дела эти должны быть не для собственной славы и благополучия, иначе, кому они нужны?

Шура подошла к огромной внушительной этажерке и осторожно прикоснулась пальцами корешков стоящих на полке книг. Одна из них почему-то чуть ли не сама вынулась, упала в руки. Девушка открыла книгу безо всякой машинальности, то есть очень даже машинально. В глаза бросились строчки на одной из страниц:

«Бог помог мне, и прилежание обратилось мне в такой же навык, что от усердия к чтению я не замечал, что я ел или пил, или как спал. И никогда не позволял завлечь себя на обед с кем-нибудь из друзей моих, и даже не вступал с ними в беседу во время чтения, хотя и был общителен и любил своих товарищей. Когда философ отпускал нас, я омывался водою, ибо изсыхал от безмерного чтения и имел нужду каждый день освежаться водою».[75]

Вот те раз! Сразу же в руки попалось Откровение одного из старцев. Совсем недавно отец Агафангел говорил, что в монастыре нет бани, монахам-де мыться не положено, однако в святой книге совсем другое написано. Надо будет всенепременнейше укусить монаха собственным скромным откровением: нечего религиозную веру в религиозный закон превращать!

Давно известно, что только вера объединяет людей, а религия наоборот – разъединяет. Законниками в Иудее, как помнится, были знаменитые саддукеи да фарисеи. Где они сейчас? Право слово, воспоминание об этих исторических ошибках превратилось в чуть ли не международное ругательство. Так зачем же за ними следовать?

Шура поставила на место книгу, глубоко задумавшись над происходящими жизненными переменами. Ведь недаром, не просто так ей когда-то надоело богемное существование – ничем другим прошлую жизнь назвать было нельзя. Но ведь недаром произошло и то, что кто-то пытался лишить её памяти. Недаром без зазрения совести Шурочка согласилась рискнуть талантом и принялась писать сатанинскую икону! Потом не могла вспомнить ни одной молитвы, которые знала с детства! Кому это надо?

Вопрос, кажется, лишний. И сейчас Шура стояла перед дилеммой: а что делать дальше? Возвратиться ли в Москву, работать, завоёвывать место под солнцем, устраивать выставки для народа, жить для народа. Или где-нибудь в монастыре или церкви писать иконы, учиться Божественной любви, терпению, опять также жить для народа. Что же получается, обе дороги одинаковы? честны? откровенны? А решение должна принять она сама, на то и послана в этот мир. Настоящий художник без кастрации некоторых физических и духовных сил состояться не способен, а тем более принять какое-нибудь решение.

Шурочка застыла перед книжной полкой в сомнамбулическом состоянии, пока не услышала голос:

– Матушка, да вы никак сходу нашли, чё искали? – монах наблюдал за ней, но до поры не мешал общению с книгами.

– Да нет, святой отец, это только так, хотя пригодится, думаю, – засмущалась девушка. – Никогда не знаешь, что в книге найдёшь и каков твой путь в грядущее.

– Да разве это секрет? – посмотрел на неё удивлённо монах. – Вы, слыхал я, ненадолго к нам пожаловали. Так вот, когда назад в Москву поедете, то загляните в Толбу, что возле Переяславля-Залесского на берегу Плещеева озера. Это небольшой посёлок, но заехать стоит.

– Зачем? – Шура с любопытством посмотрела на библиотекаря.

Предложение библиотекаря оказалось неожиданным, но Шура уже привыкла к необычным приключениям, тем более с недавнего времени относилась ко всему так, что если дадено – отказываться не стоит. Тем более, что Переяславль-Залесский по пути будет, особенно если из Питера на автобусе отправиться. Заехать, в принципе, можно, только стоит ли?

– А затем, что я родом оттудова, – пояснил библиотекарь.

– Ну и что? – уже удивилась Шура. – Если там, на поселковой управе, уже мемориальную доску повесили, что жил-де у нас святой человек ставший православным Валаамским монахом. Хотя доску вряд ли ещё вывесили, так зачем же приезжать?

– А затем, – терпеливо объяснял монах, – что я там благословение в монастырь получил.

– У каждого свой путь, – пожала Шура плечами.

– Да как вы не поймёте? – взорвался библиотекарь. – Ведь это единственное место, где камень!