Книга Зимний скорый. Хроника советской эпохи - Захар Оскотский

— Давненько здесь не был, давненько, — говорил Виноградов, входя в «клетушку» и осматриваясь. — Приборов-то, приборов набито! Настоящая лаборатория!

Он поворачивался туда-сюда, крупный, звонкоголосый. Григорьеву, владевшему своим царством в одиночку, знавшему в привычном хаосе место каждого проводка и каждой баночки с реактивом, «клетушка» казалась даже просторной. С появлением Виноградова в ней не только сразу стало тесно. Она словно уже и не принадлежала Григорьеву, приняв главного хозяина. И вместе с этой мыслью Григорьев тут же пожалел, что, пока ходил за Виноградовым, пришлось выключить мешалку, тягу, вакуум-насос. Вот бы тот вошел, когда всё на ходу, в рабочем гуле, еще лучше было бы впечатление! А теперь — суетиться, запускать, казалось неловко. Да и поговорить лучше было в тишине.

Виноградов расстегнул и снял пальто, поискал глазами вешалку. Григорьев, всё еще в возбуждении (наконец-то затащил начальника для решающей беседы), с готовностью выхватил пальто — отнести в бытовку и повесить в шкафчик. Тут же испугался, не выглядит ли его поспешность угодливостью. Но Виноградов поблагодарил глубоким кивком, взял стул и тяжело уселся на «тронное место» у письменного стола.

Григорьев принес табуретку, сел рядом. Они с Виноградовым были одного роста, однако массивный Виноградов держался очень прямо, особенно когда сидел, да еще старая табуреточка была пониже стула, так что Григорьеву пришлось смотреть снизу вверх.

— Как, справляешься один с таким хозяйством? Неужели все приборы используешь?

Узкие, темные глаза Виноградова смотрели сверху с добродушной иронией. Григорьев заметил, что в его красиво вьющихся волосах прибавилось седины, но цвет лица — прекрасный. Значит, выспавшийся. И настроение у Виноградова было отличное, как будто не ждала его в кабинете огромная дерматиновая папка, набитая письмами, телеграммами, служебными записками. Григорьеву и в десять раз меньшая кипа этих пакостных документов отравила бы существование. А Виноградов был свеж и весел. Молодец! Но сейчас нельзя было поддаваться его шутливому тону. Слишком многое зависело от разговора.

— Пока справляюсь, — ответил Григорьев, взвешивая слова. — Но тяжело, конечно. Всё одному приходится: образцы готовить, измерять, испытывать, считать, даже посуду от смол отмывать. Надо кого-то в помощь.

— Ну-у, — сказал Виноградов, — лаборантки сейчас в дефиците! Легче десяток инженеров найти, чем одну девочку посуду мыть.

— Мне нужна не лаборантка, нужен как раз инженер. Скоро молодые специалисты придут. Пожалуйста, Виктор Владимирович! Сейчас, когда я в командировках, всё просто стоит. Да вообще, одному работать нельзя, по технике безопасности.

— А что? — усмехнулся Виноградов. — Боязно?

— Не боязно, а тэбэшники пристают. Звонят, приходят, грозятся акт составить. На меня и на вас!

— Да-а, — покивал Виноградов, — создал бог три зла: пожарников, охранников и технику безопасности. А ты на эти акты — плюнь, в обиду не дадим. Лучше скажи, почему так давно политинформаций в отделе не проводил? Ты в партком-то ходишь на лекции?

— Вчера только был.

— Ну, — заинтересовался Виноградов, — и о чем там говорили?

— О разном. Больше всего — про итоги арабо-израильской войны.

— А-а, это теперь долго будут жевать! Конечно, войнушка была, не то что вьетнамская партизанщина. И что интересного сказали?

— Что крупнейший конфликт после сорок пятого года. Свыше пяти тысяч танков с обеих сторон.

— Да ну — танки! — засмеялся Виноградов.

— Лектор говорит, общий итог войны — в пользу Египта и Сирии.

— Какой итог! — отмахнулся Виноградов. — Кто у кого больше танков подшиб или кусок пустыни отхватил — это итог? Или Киссинджер кучерявый с «челночной дипломатией»? Всё чепуха! Вот, что арабы нефтяное эмбарго объявили, что на Западе цены на нефть скакнули за месяц в пять раз — это итог! А то зачванились — штатники, европейцы, япошки: мы — хитроумные, НТР у нас, электроника-кибернетика! А им — бац по физиономии: ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ КРИЗИС! И приехали!.. Вот, что в Вашингтоне теперь улицы по ночам не освещают, а на бензоколонках очереди, как в каком-нибудь Тамбове, — это итог! Значит, кто войну выиграл? Не Египет, не Израиль. Шейхи черножопые, гаремщики выиграли, да мы придурошные, страна, которая отчитывается списанными деньгами. Те, у кого НЕФТЬ! Кому что от дуры-природы досталось, того не перешибешь, как ни изощряйся!

Разговор нелепо откатывался всё дальше в сторону, а Виноградов говорил и говорил, с удовольствием. И когда он взглянул на часы, Григорьев занервничал:

— Виктор Владимирович! Я вам сегодня обязательно должен результаты показать!

— Конечно, — кивнул Виноградов, — конечно, давай.

— Вот, — Григорьев стал раскладывать на столе таблицы, графики, образцы: — Я готовлю жидкую композицию, наношу капельку в зазор между электродами. После полимеризации получается токопроводящая плёнка.

— Маленькие какие плёночки! — удивился Виноградов. Он взял у Григорьева часовую лупу. Посмотрел сквозь нее, хмыкнул: — Чем ты капли наносишь?

— Вот, вставочкой, ученическим пером. Обмакну — и ставлю точку.

Вставочка почему-то заинтересовала Виноградова больше всего. Он повертел ее в руках. Для чего-то вытащил и всадил обратно стальное пёрышко:

— Ты ее что, со школы сохранил?

— Да нет, купил в канцелярском.

— Неужели продаются еще? — удивился Виноградов. — Кто ж ими пишет? Давно все на шариковые перешли. Ну, ладно. Так что — воспроизвел американский состав?

Григорьева задели его слова:

— Состав так просто не воспроизведешь. У нас же американских веществ нету. Я использовал…

Он вдруг заметил, что Виноградов как-то странно смотрит на него, и запнулся. Сверхчутье подсказало: что-то изменилось. Он не смог удержаться, он стал торопливо перечислять, какие брал материалы, но уже чувствовал, что говорит не то. Всё звучало по-ребячески, словно он набивал цену своей работе. Всё только усиливало внезапное и непонятное отчуждение Виноградова.

— Вот, — сказал Григорьев, — окончательная рецептура. Все компоненты — серийные.

(Это был его главный козырь. Простите, простите, печальные московские разработчики!)

— Гостовские? — спросил Виноградов, разглядывая листок.

— Тэушные. Но всё — серийное, недефицитное, я проверял! — И добросовестно добавил: — На московском новом полимере плёнка еще лучше выходит, сверхпрочная. Но полимер — опытный.

Виноградов молчал.

— А свойства плёнок — даже стабильней, чем у американцев. Вот осциллограммы импульсов.

Виноградов взял у него пачку фотографий, стал просматривать. Вдруг остро взглянул:

— Кто делал снимки? Что-то не помню, чтоб я тебе наряд в фотолабораторию подписывал.