Книга Пепел и песок - Алексей Беляков

— Это уже из прошлой жизни. Кому сейчас такое надо?

— Мне надо! Моей семье надо, да? Ты придумай так, чтоб вирус всюду проникал, в мозг проникал…

— Такого не бывает! Никто не поверит.

— А ты так напиши, чтоб поверили. Ты можешь! Ты этот, как его — пассионарий! Гумилева читал? Льва, а?

Карамзин берет пиво у официанта, подмигивает мне:

— Вот так веселей. На поминках много водки я выпил, — заглядывает в кружку. — Отец твои сериалы любил, я ему в гроб их все положил. Но подумай теперь — как я мог составить программу, которая в мозг проникает?

— Ты все можешь, ты же заставил меня прыгнуть из окна.

— Мог бы не прыгать, ты сам захотел. Какая программа? Ты в это поверил? Хотя уже вырос. А я? Я просто сумасшедший из переулка Вечность, которого ты отчего-то слушал. С самого детства состою на учете. А к тебе я приехал в Москву, потому что соскучился, но нужен был повод, не идти же к другу с пустыми руками. И я на ходу сочинил ерунду. Но ты был не рад, такой теперь гад. Давай попрощаемся, тебе возвращаться пора, поезд пойдет через сорок восемь минут. Только знаешь — что?

— Что?

— Последнее самое.

— Говори.

— Закажи мне пива еще.

142

На Курском вокзале, под молитву безногого ветерана фальшивой войны, меня сотрясает звонок Йоргена. Можно не отвечать, можно сесть с инвалидом и подпеть ему, я совершенно свободен. Впереди Садовое кольцо, позади поезда, вверху сентябрьское небо, выбор огромен.

— Слушаю.

— Здравствуй, это я. Я насчет «Демиурга». Ты вроде мечтал его получить, ну?

— Не я, а Марк.

— Это вы между собой сами разберетесь. Мне ничего не пришлось делать, люди из Академии решили тебе его дать. Мне очень нужно, чтобы теперь ты пришел на церемонию. Пойми, я в этой системе остаюсь, мне с этими козлами еще жить и жить. Я больше ничего от тебя не требую, ну? Просто приди, выйди на сцену, получи приз и все. Ты можешь выполнить эту мою просьбу?

— Могу. Но там надо что-то сказать…

— Скажи — спасибо Йоргену. Ну?

— Скажу.

— Ты точно придешь?

— Точно.

— Машину прислать за тобой?

— Пришли, я теперь без велосипеда.

— И еще. Ты должен быть в костюме. У тебя есть костюм?

Катуар бросает на тахту черный кофр, целует меня в темя, хохочет:

— Я купила!

— Еще платье? Умница-птица.

— Нет! Я купила тебе костюм, посмотришь? Дорогущий.

— Мне? Но ты не знаешь моего размера.

— Драматург мой наивный! Я знаю тебя, этого достаточно. Я хотела еще и Лягарпу купить, но таких не продают, надо шить на заказ.

— Я никогда не надевал костюмов, мне кажется, я в них смешной.

— В моем ты будешь как царь сценаристов. Ты должен быть прекрасен на красной дорожке.

— Ты должна быть прекрасна, этого достаточно.

Катуар берет кофр за изящный крючок, подносит его к открытому окну и вывешивает наружу:

— Значит, ты недоволен? Тогда я выбрасываю.

— Птица, я просто обалдел. Мне никто никогда не покупал костюмов.

— Тогда раздевайся! — она возвращает кофр в комнату, тот облегченно шуршит. — Нет, я сама тебя раздену.

Перестаньте, прошу! Господа, вы ж не звери! Остановите этот флешбэк. Она не может уже появляться. Избавьте меня от смертельных процедур в вашем солярисе. Пожалейте меня.

— Ты слышишь меня? У тебя есть костюм? — голос Йоргена мерцает в горячей телефонной трубке.

— Нет.

— Купи. Это очень серьезное мероприятие, ну?

143

— Спасибо тебе. — Йорген берет меня за локоть и вытягивает из автомобиля. — Я до последнего момента сомневался, что ты приедешь. Ты хоть знаешь, что скажешь, когда тебе вручать будут? Подготовился?

— Скажу — спасибо Йоргену.

— Нет, не надо меня. Я пошутил.

— Скажу — всем спасибо. Все свободны.

— Пожалуйста, поблагодари Ашота, Акопа и — главное — Вазгена. — Йорген чуть не выплевывает со смешком свою трубку, — Как в автосервисе каком-то! Ты точно не хочешь по красной дорожке пройти? Ты же триумфатор сегодня, ну?

— Спасибо, уже прошелся. Слишком много дорожек в вашей стране.

— Ладно, не ходи. Вон там служебный вход.

— Где мы?

— Кинотеатр «Особый», ты что?

Охранники, рации, двери, блестки, лысины, смокинги, снова двери, шары голубые. Марк, это вы? Как хорошо, проходите!

Я снимаю куртку, кто-то подхватывает ее, как ребенка, нянчит, уносит. Дама в зеленом платье, с пархатой собачкой на руках хохочет, проскальзывая мимо:

— Как вы оригинально нарядились на церемонию! — и уже видит новую вкусную цель. — Фишка! Расскажи, как ты дал по морде директору картины!

Йорген оглядывает меня, мои джинсы и черную водолазку с пятнами плесени от былых сыров, вздыхает:

— Что же ты костюм не надел? Я же просил, ну. Где мне тут сейчас твой размерчик искать?

Я сажусь на случайный стул в углу. Йорген кидает трубку об стену. С сочным звуком мундштук отлетает и рикошетом ударяет в очки Матрену Гусаркину. Тот взвизгивает:

— Что это?! Что? Где охрана?

Он снимает очки парфюмерными пальцами, одно стекло треснуто, мир расколот.

— Мне вести церемонию через три минуты! — Матрен ревет и стонет. — Суки! Где я другие возьму?

И в слезах убегает. Вслед ему свистит сладострастно джентльмен с седыми усами, член Академии.

— Сиди тут, — Йорген давит рукой на мое плечо. — Янайду что-нибудь. Пять минут.

144

Гул затихает. Голос за кадром.

Пять минут, пять минут. До триумфа пять минут, можно сделать очень много. Понять бы — чей это триумф? Как к себе обращаться? Саша, Марк, бычок, бастард таганрогский? Ты хотел этого хрустального пацана. Поздравляю, дождался.

Ты стольких нежно убил, что тебе не приз — Александрийский столп надо вручать.

— Здравствуйте, Марк. Вы меня не узнаете? — Бледная женщина обмахивается пачкой листов, жалким веером.

— Нет.

— Эвглена Галимовна. Я была главным редактором МРТВ.

— Очень приятно… Наверно.

— Ничего приятного. Вазген меня уволил — из-за вас. Из-за того, что я не добилась от вас сценария…