Книга Мир не меч - Татьяна Апраксина

Прижимает ладони к груди, еще шире распахивает глаза, и на гранях сапфиров играют слезы.

– Ты не Город и никогда им не станешь.

– Я – Город, и Город – я, моя сила принадлежит ему! – запальчиво возражает маленькая принцесса. – Я никого не убиваю, я лишь отсекаю лишнее, срезаю сухие ветви, чтобы живые могли цвести! Я – мера и весы, я – длань карающая и ласкающая…

Этот пафосный бред уже не кажется мне ни смешным, ни достойным внимания. Много лет я – Смотритель, и мне доводилось быть и судьей, и палачом. Но ни разу в голове не заводилась и тень фразы «я – мера и весы». Должно быть, у меня все лучше с чувством меры.

– Ты – сумасшедшая самозванка, и лучше бы тебе заткнуться, – оскаливается Кира и делает шаг вперед.

Я двигаюсь следом за ним, мы подходим вплотную к девочке в белом платье. Она испуганно смотрит на нас – и я отвожу взгляд от ее лица, на нем такой искренний, рвущий душу в клочья страх. Еще обида и боль, и бесконечная, отвратительная уверенность в своей правоте.

В ней заложена сила, огромная сила. Ей не повезло, не случилась одна-единственная мелочь: не удалось прийти в Город по-иному. Сложись все иначе – она была бы одной из нас, седьмой. Она очень сильна, эта молоденькая девчонка, и Город повиновался ее власти, сам не желая того. Мне недоступно умение силой взгляда и воли изменять целые завесы; никому из нас недоступно. Нам нужно работать вдвоем, втроем, чтобы совершить лишь малую часть того, что удавалось ей по одному желанию.

Все дело в том, что это были за желания, понимаю я. Только в этом, больше ни в чем. Если руки по локоть в крови, что ни возьми в них – все запачкается. Если у тебя одна цель – брать и подчинять, для себя, только для себя, чтобы удовлетворить свои желания, заглушить чувство неполноценности, – все, что ты ни сделаешь, будет безобразным.

Для таких, как она, и была создана инициирующая завеса – бесконечный аттракцион, в котором окружающая реальность изменяется под желания горожан. Сначала самые примитивные: пища, дорогие украшения и автомобили, оргии. Потом – приключения до отвала. И так пока не наиграешься, пока завеса, играющая роль и аттракциона, и психоаналитика, не выпустит тебя выше. Да, все мы любим увлекательные игры с погонями и стрельбой, которых хватает на прочих завесах. Но это отдых, а есть еще и работа. И я не знаю тех обитателей верхних завес, кто предпочел бы развлечения работе. Один содержит кафе, другой сторожит барьер Города – и каждый умеет не только брать, но и отдавать.

Девушка же захотела власти – и ее желание оказалось сильнее, чем ограничители, встроенные в информационную систему завесы. Кто бы знал, что в этом хрупком тельце кроется такая бездна желаний и страстей…

– Почему, почему вы мне не верите? – шепчет она, по щекам катятся две огромные слезы.

Может быть, ее можно вылечить? И из нее выйдет неплохой Смотритель – Город значит для нее так много, она действительно сможет почувствовать его как себя. Бедная безумная убийца, заблудившаяся в завесах…

– Ты ошиблась, девочка, – медленно и грустно говорит Кира. – Мы верим тебе, и поэтому…

«Ты умрешь», – думает Кира, но не говорит вслух. Он отчего-то медлит, хотя я и не понимаю почему.

– Я принесла вам новый мир! Я создала его своей силой! Сияющий прекрасный мир! Мир как меч! – Она поворачивает руки ладонями вверх, и на них возникает клинок с витой рукоятью. – Этим мечом мы отсечем все, недостойное жить! Вы и я, вместе! Поверьте же мне, умоляю вас! Я открою вам истину, и вы не сможете не поверить!

Мир как меч? Мир сияющей истины, где принцессы в сияющих одеждах вершат абсолютное добро, лихо управляясь с мечом-бастардом?

Неужели эта дева в белом и впрямь – душа Города? Странно и страшно верить в это, и я не знаю, что делать. Кира готов убить ее – но не убьем ли мы и себя, и Город вместе с девочкой, умеющей не просто убивать, а поглощать? Но оставить ее в живых означает принять ее, отдаться ее власти. Я не хочу верить в то, что это не случайность и ошибка, а начало новых времен.

Сияющий дивный справедливый мир, где властвует эта дева, где недостойное жить отсекают мечом, а непокорных уничтожают… Справедливость, воплощенная в мече в тонких девичьих руках, нерассуждающая страстная справедливость. Справедливость однажды жестоко униженной девчонки, и вся суть этой справедливости – не дать унизить себя еще раз. Бить, а не принимать удары, править, а не подчиняться. Любой ценой встать над законом, согласно которому глупый замысел и дурное исполнение не находят понимания, а встречают лишь равнодушие и насмешку.

– Слушайте меня! Слушайте! Истина в том, что я – новый закон, я закон Города! – говорит она. – Все, что сделала я, – закон, и никто не вправе спорить со мной, ибо закон – это я; но вас я прощаю, ибо вы не знали истины…

Все это звучало бы смешно, если бы дело было только в форме слов. Бред, высокопарный и напыщенный, не более того. Но та, что произносит слова, – не актриса, играющая роль сумасшедшей королевы. Она реальна, как реально сделанное ею. Как реальна сила, которой она обладает. То, что нам удалось загнать ее в ловушку, – случайность, везение или шанс, данный нам Городом. И нужно решить раз и навсегда, что мы будем делать.

А что мы можем сделать?

Либо отпустить ее и согласиться с тем, что настали новые времена и отныне Городом правит Белая Дева. Или убить ее. Я не вижу других способов. Попытаться ее переубедить? Стоит сделать это только ради одного – чтобы потом быть уверенной, что мы сделали все, что смогли.

– Послушай, ты говоришь о новом законе. Но в Городе уже есть закон. И это мудрый закон, проверенный временем… – Я пытаюсь поймать ее взгляд и тут же перевожу взгляд на стену за головой девушки: ее глаза – два кипящих темным пламенем колодца, в которых кипит, кружится водоворотами безумие.

Это затягивает. Несколько минут «гляделок» – и я утрачу разум, растворюсь в ней.

– Это старый закон! А я – закон новый, безупречный! – все с той же сумасшедшей уверенностью отвечает она. – Я – мир, и я – меч.

– Город не нуждается в твоем законе. Подумай, что ты делаешь. Ты разрушаешь и убиваешь. Сколько ты уже убила? Сотни? Тысячи? Что с ними стало?

– Я никого не убила. Они все во мне.

Кажется, беседа пошла по кругу.

– Я – закон меча… – добавляет она, глядя на меня – на меня! – как на глупое неразумное дитя. – А меч иногда ранит, отсекая недолжное жить.

– Да кто ты такая, чтобы решать, чему должно и недолжно жить?! – Я начинаю кричать, не в силах пробиться сквозь ее убежденность в собственной правоте.

– Я – закон, – безмятежно и терпеливо отвечает она. – Я – карающий меч.

«И, вырвав из себя, положили закон над собой. И нам надлежит сделать так же …»ё – вспоминаю я легенду Демейни. Вот когда она пригодилась. Мудрый хранитель в обличье хиппи – едва ли он знал, что этот разговор состоится. Но угадал или, точнее, предвидел, что именно нужно рассказать нам. Теперь я понимаю, что нужно делать. Но могу ли я?