Книга Другая сторона - Андрей Семенов

«Шестнадцать сбитых, геноссе капитан, это еще очень мало, чтобы разговаривать со мной в воздухе на равных. Очень мало! Вам еще года два как минимум надо повоевать. Вы еще очень многого не знаете о воздушном бое, геноссе, и сколько бы я вам ни рассказывал о нем, вы никогда не станете равными мне. Никто из вас!»

Фон Гетц оглянулся, контролируя дистанцию.

«Двести метров… Сто шестьдесят…»

На земле возле Головина волновался Волокушин.

— Смотрите, товарищ генерал! Смотрите! — приплясывал он от волнения, задрав голову, как голодный волк зимой на луну, — Сейчас он его! Сейчас!..

Головин отстраненно посмотрел на коменданта. Он не верил, что фон Гетц не придумал какой-нибудь штуки. Это «сейчас», которого ждет нетерпеливый комендант, в самом деле произойдет. Не может летчик, получивший Рыцарский Железный крест, быть такой же легкой добычей, как булка с маслом.

Фон Гетц теперь оборачивался все чаще, едва ли не ежесекундно.

«Сто сорок метров… Сто двадцать… Как это удобно, что на Ла-5ФН конструкторы догадались поставить каплеобразный фонарь. Превосходный обзор. А на «мессершмитте» задняя полусфера почти не просматривается. Мне приходилось ставить в кабину зеркала… Сто метров, сейчас начнется».

Капитан Дьяконов спокойно и уверенно пилотировал свой истребитель, держась за фон Гетцем. Машина нравилась ему. «Як», конечно, тоже очень хороший истребитель, но у «Лавочкина» мощнее мотор и сильнее вооружение — целых две пушки. Кроме того, самолет прекрасно слушался управления и имел великолепные данные для маневра. За считанные секунды Дьяконов поменял направление полета на противоположное. Расстояние медленно сокращалось. Дьяконов припал к прицелу и смог уже различить заклепки на плоскостях переднего самолета. Большой палец правой руки по привычке откинул колпачок предохранителя с гашетки.

Фон Гетц набрал в грудь воздух, шумно выдохнул его, снова вздохнул, в последний раз оглянулся назад и сам себе скомандовал:

«Восемьдесят метров… Семьдесят… Шестьдесят… Ein… Zwei… Drei!

Фон Гетц двинул сектор газа к себе, сбрасывая обороты двигателя, выдвинул закрылки в позицию посадки, открыл заслонку радиатора, чтобы еще сильнее погасить скорость, и одновременно, потянув рукоятку управления на себя, отвел ее резко влево, помогая педалями удерживать самолет на курсе. Истребитель, как круто взнузданный конь, задрал нос, рванул было что есть силы в зенит, но, внезапно ослабев от нехватки оборотов и погасив скорость мощной струей встречного воздуха, хлынувшей через открытую заслонку в радиатор, ненамного взмыв вверх, устало перевернулся, как сытый кит при тихом закате, и стал опускать нос.

В ту же секунду пространство, где только что находился самолет фон Гетца, было прошито парой параллельных стежков — дымный след от очереди, пущенной пушками преследователя по истребителю фон Гетца, ушел в пустое пространство. Конрад хорошо видел эти дымные следы через фонарь остекления совсем рядом, в нескольких метрах от себя и удовлетворенно улыбнулся. В то же мгновение в перекрестье его прицела, совсем рядом, только руку протяни, попал самолет Дьяконова.

Весь!

Он промелькнул в нем от пропеллера до хвостового оперения. Фон Гетц рефлекторно нажал на гашетку, но услышал только сухой щелчок электроспуска. Пушки были предусмотрительно разряжены еще на земле.

Конрад только сжал зубы от досады — семьдесят пятый!

У него украли эту победу.

Дьяконов не поверил своим глазам. Только что этот чертов самолет очень четко просматривался через прицел! Настолько хорошо, что его плоскости как раз лежали на горизонтальных рисках прицельной сетки. Капитан отпрянул от прицела, не обнаружил фон Гетца перед собой и, поняв, что давит на гашетку впустую, моментально, как от горячей сковородки, отнял от нее палец. В то же мгновение он увидел, как сверху наваливается на него перевернутый самолет немца. Его пушки сейчас находятся как раз на той самой оси, которую по инерции неизбежно пересечет он сам. Он все понял. Немец его купил! Он специально подставлял ему свой хвост, чтобы потом, как сопливого мальчишку, подловить и сбить наверняка. Если бы пушки у немца были заряжены, то самолет Дьяконова сейчас падал бы на землю, разрезанный на части кинжальной очередью, выпущенной в упор, а сам капитан не успел бы даже дернуть за кольцо парашюта.

На сотую долю секунды их взгляды встретились, прежде чем самолеты проскользнули мимо друг друга. Взгляд у обоих был злой и разочарованный. У одного оттого, что у него по-жульнически вырвали победу, малодушно не зарядив пушки, у другого — оттого, что этой победой опытный и хладнокровной немец покрутил у него под носом и на глазах всего аэродрома спрятал ее себе в карман.

Дьяконов почувствовал себя глупым щенком, которого только что носом сунули в свое собственное дерьмо. Приземляться ему не хотелось.

Люди, разочарованно опустив головы, стали расходиться по своим делам. Летчики вернулись под плоскость самолета, дожидаясь приземления Дьяконова и фон Гетца. А тот, зайдя на глиссаду, вместо того чтобы посадить самолет, с ревом пронесся метрах в тридцати над полосой, покачивая крыльями в знак победы.

Победа фон Гетца над Дьяконовым была красивой и бесспорной. Это видели все.

Головин с превосходством посмотрел на Героев:

— На сегодня занятия окончены. Всем отдыхать. Кому делать нечего — учите матчасть. Волокушин!

— Я, товарищ генерал! — подбежал комендант.

— Ты где этого фон Гетца содержишь? — спросил Головин вполголоса, отводя его в сторонку.

— Обыкновенно, товарищ генерал, в караулке.

— В кордегардии, значит. Он что же, вместе с отдыхающей сменой живет?

— Никак нет, товарищ генерал. Бойцы сколотили ему выгородку. Вот в ней, стало быть, он и живет. А при нем два часовых, как вы и приказывали. С утра, значит, как Конрад Карлович пойдут на завтрак, они его сопровождают, а после ужина — снова под замок и особый пост при нем.

— При замке?

— Никак нет! При Конрад Карловиче.

— Ну, добре, — согласился Головин. — Содержи Конрада Карловича отменно хорошо. Вольностей особых не позволяй, не забывай, что он все-таки военнопленный. Но и не лютуй. В чем у него нужда будет — обеспечь. А в остальном…

Головин пристально посмотрел на коменданта.

Тот похолодел и притих.

— А в остальном, если ты мне этого немца упустишь или, не дай бог, он у тебя споткнется не в том месте или насморком заболеет, я тебя, Волокушин, на фарш прокручу. Уловил?

— Уловил, — еле выдохнул комендант.

— Свободен.

Отпустив коменданта, Головин направился к своей «эмке» и уже хотел было садиться, как незнакомый голос за спиной остановил его:

— Товарищ генерал, разрешите обратиться?

Головин обернулся. Перед ним стоял летчик в комбинезоне, один из Героев. Из-за комбинезона знаков различия было не видно.