Книга Анжелика. Тени и свет Парижа - Анн Голон

— Так почему вы до сих пор не открыли заведение?

— Всему свое время, моя красавица. Подобные вещи требуют выдержки. Но совсем недавно канцлер Сегье, изучив мою патентную грамоту, обещал зарегистрировать ее, приложив королевскую печать и свою подпись, чтобы я мог приступить к делу незамедлительно. Как видите, моя прекрасная подруга, с моим исключительным правом на торговлю вам будет нелегко утереть мне нос, даже если предположить, что вы получите патент, подобный моему.

Сначала Анжелика занервничала, услышав, как ее гость ссылается на графа де Суассона, очень важную персону, близкую к принцам крови, но затем она поняла, что это было лишь совпадением и не имело никакого отношения к ее отношениям с графиней де Суассон. Одиже отлично вписывался в окружение этого знатного дворянина, который мог позволить себе держать несколько сотен слуг. Но тем обстоятельством, что Одиже благоволил сам король, не следовало пренебрегать.

Несмотря на симпатию, которую ей внушили жизнерадостность и искренность посетителя, Анжелика испытывала сильное разочарование и готова была дать отпор собеседнику, сбить с него спесь, сообщив, что она, или скорее молодой Шайю, уже располагает подобным исключительным правом на производство шоколада. Причем его патент был зарегистрирован раньше.

Но Анжелика вовремя сдержалась и решила не раскрывать все свои карты. Один из документов мог оказаться недействительным; ей еще надо было получить разъяснения в гильдии торговцев и у купеческого старшины Парижа.

Она не слишком хорошо разбиралась в подобных вещах и предпочитала не злить своего конкурента, у которого имелись серьезные преимущества: состояние, связи в высших кругах общества и несомненное умение вести дела.

Тогда она решила действовать хитростью:

— Если вам удастся наладить производство своего шоколада, в какой цех вы намереваетесь вступить?

— Ни в какой, потому что я обладаю специальным королевским патентом, который позволяет мне работать вне цеховых ограничений.

«Это полезные сведения», — подумала Анжелика, а вслух произнесла:

— Наш хозяин, мэтр Буржю, который является моим родственником и которого я вам представлю, как только он вернется, купил патент, позволяющий нам, как и содержателям трактиров, подавать клиентам рыбу по постным дням. Мы полагали поступить так же и при получении патента на производство шоколада.

Одиже всплеснул руками и поднял глаза к небу.

— Но, бедное дитя, вы не знаете, во что ввязываетесь! Даже если бы вы располагали необходимой суммой, чтобы покрыть все расходы на производство, вам пришлось бы платить астрономические суммы всевозможным мастерам цехов, и прежде всего — королевскому инспектору. Вы бы разорились и зря потратили время.

— Но что же делать?

— Ничего, потому что только я имею право продавать шоколад.

— Ну, это уж слишком! — воскликнула Анжелика, топая ногой. — Вы не отличаетесь галантностью, месье, если столь жестоко перечите женщине. А если я горю желанием продавать шоколад, если я мечтаю порхать среди молодых дам, любящих полакомиться чашечкой душистого напитка?..

— Хорошо, это очень просто.

— Как же так? Вы только что сказали, что все очень сложно, вернее, просто невозможно!

— Чума на головы всем женщинам-болтушкам! Можно подумать, что вы — завсегдатай салона мадемуазель де Скюдери. Признаюсь, что время от времени охотно захаживаю туда, но я не знаю ничего более удручающего, чем эти женщины, претендующие на собственное мнение, хотя еще со времен сотворения мира всем известно, что у них его нет и не бывало. Но давайте возвратимся к нашему делу. Если вы так хотите продавать шоколад, существует очень простой способ осуществить эту мечту: выходите за меня замуж!

И хотя молодой человек произнес последнюю фразу шутливым тоном, было видно, как сильно очаровала его Анжелика. Одиже уже лишился своей привычной самоуверенности, и его стоило лишь подтолкнуть, чтобы он рухнул к ее ногам.

Из кухни раздался приглушенный крик, а затем послышался шум разбивающейся посуды. Дверь с силой распахнулась, и на пороге появился Давид. Рукава его куртки были закатаны и являли миру худосочные бицепсы.

Казалось, Одиже не понимает, чего хочет этот поваренок.

— Это ваш младший брат?

— Нет, это племянник мэтра Буржю, и уже замечательный повар.

— Для повара он не слишком плотен… впрочем, он и не очень приветлив. Почему он показывает мне кулаки?

Одиже небрежно положил руку на гарду своей шпаги.

— Вы не умеете драться голыми руками? — завопил Давид фальцетом, что вызвало лишь холодную улыбку на лице дворецкого.

— Оставь свои глупости, Давид! — строго приказала Анжелика.

Бедный юноша уронил руки и стал похож на нашкодившего ребенка. Но он не желал уступать поле боя и все-таки пробормотал:

— Мой дядя не любит клиентов, которые ничего не заказывают и лишь отнимают наше время.

— Ты прав, мальчик, — весело одобрил его Одиже. — Принеси-ка нам скорее кувшинчик хорошего вина за мой счет.

— У нас не таверна. Сюда приходят, чтобы поесть.

— И во сколько приходят?

— Весной — не раньше восьми часов.

— Короче, ты выставляешь меня вон. Хорошо, мы не будем ссориться. Я вернусь в другой раз.

Одиже встал и изящным жестом набросил плащ на плечи. Он улыбнулся Анжелике, и она нашла, что у него красивый рот, полный и отлично очерченный.

— Но я вернусь, прекрасная хозяйка таверны… Я приду за ответом. Не сомневайтесь, я говорил совершенно серьезно. Подумайте как следует!

Анжелика заставила себя рассмеяться.

— Как вы можете быть столь беспечным? Выйти за вас замуж? Но ведь вы ничего не знаете о моих талантах хозяйки!

— О, я знаю о вас многое. Я знаю, что в области кулинарного искусства вы — волшебница, впрочем, это не столь важно, потому что я и сам повар. В остальном я готов принять вас такой, какая вы есть, — жизнерадостно сообщил молодой мужчина.

И, отвесив глубокий придворный поклон, он удалился.

Вечером, дождавшись ухода последнего клиента, Анжелика сообщила мэтру Буржю о визите Одиже.

— Он уверял меня, что получит свой патент в самое ближайшее время. Я долго размышляла над этим и полагаю, что мы не должны больше терять ни секунды. Вы тоже думаете, что…

— Естественно, думаю, — воскликнул ротисье, отчаянно жестикулируя. — Но даже если бы я и не думал, то это ничего бы не изменило.

— Вы позволяете мне действовать по своему усмотрению?

— А ты когда-нибудь действуешь по-другому? Действуй, девочка моя, действуй! Ты отлично знаешь, что все эти грандиозные планы меня беспокоят. Я чувствую, это плохо закончится.

— Конечно, все мои планы могут провалиться, но мы ничем не рискуем, если только попробуем.