Книга Имперский маг. Оружие возмездия - Оксана Ветловская

Вернулся Франц.

— Шеф, ну вы хоть в порядок себя приведите, — забеспокоился он. — Хоть рубаху застегните-то…

— И так сойдёт, — зло ответил Штернберг. — Каков гость, такова и честь. Бездельник чёртов, навязался на мою голову. Пусть скажет спасибо за то, что я хотя бы в штанах, ради такого барана я и штаны бы надевать не стал. Группенфюрер. Ему бы в колбасной лавке командовать…

— А ещё Кёрнера ругаете, — огорчился Франц. — На себя бы посмотрели.

— Полное дерьмо, знаю. Тут и смотреть нечего.

Штернберг впечатал в переносицу очки, засунул руки в карманы галифе и так, с приподнятыми плечами, тяжеловесной походкой вышел из комнаты. Ординарец вышел следом, и Хайнц, про которого все благополучно забыли, не удержался, разумеется, от того, чтобы не подойти к приоткрытой двери и не послушать немного начальничьи разговоры.

Из соседнего помещения доносилось повизгивание половиц под тяжёлыми шагами Штернберга, слоняющегося из угла в угол. Вскоре со стороны лестницы в комнату проследовали другие шаги, сначала степенные и властные, затем всё менее и менее уверенные. Прозвучал насмешливый голос Штернберга:

— Не желаю вам доброго утра, группенфюрер, поскольку оно далеко не доброе. Присаживайтесь, если вам угодно. Я знаю, с чем вы пришли.

— Вам уже сообщили? — осторожно осведомился другой голос. Этот голос Хайнцу уже приходилось слышать раньше, он принадлежал генералу Илефельду, холёному седовласому чиновнику с неопределёнными обязанностями.

— Нет. Но в общих чертах я знаю, — неприязненно ответил Штернберг.

— Хорошо, в таком случае вам известно, что сегодня утром я получил директиву от фюрера, — к последнему слову не слишком твёрдый голос Илефельда набрал силу. — Срочное распоряжение. Фюрер приказывает немедленно прекратить проведение операции «Зонненштайн» в связи с изменившимся стратегическим планом.

— Стратегическим — чего? — Штернберг подавился злым смешком. — И в каком же направлении, разрешите узнать, он изменился? В направлении сознательного самоуничтожения?

— Не позволяйте себе подобных выводов, рейхсмагиер, если не желаете, чтобы вас обвинили в пораженчестве. Под предводительством фюрера немецкий народ одержит победу…

От разразившегося вслед за этими словами дичайшего громогласного хохота вздрогнули оконные стёкла.

— «Победу»! — орал Штернберг так, что Хайнц в соседней комнате аж присел. — Американцы в Ахене! Русские в Восточной Пруссии! Дерьмовая, однако, выходит у нас победа, драгоценный вы мой! Если это всё и впрямь называется победой, в таком случае я — не кто иной, как Святой Бонифаций! Слейте, наконец, куда-нибудь цистерны ваших благоглупостей, потому как, если вы и дальше будете меня ими пичкать, я просто захлебнусь блевотиной… «Победа»! Из какого места, спрашивается, наш прославленный стратег собирается доставать ресурсы для победоносной войны?! У него так много танков? Орудий? В карманах завалялась лишняя тысяча самолётов? И пара-другая десятков свежих дивизий? И у него так много времени, да?! Русские уже держат нас за самые яйца! А наш непобедимый полководец, видите ли, меняет стратегический план!..

В этом стальном грохоте тонули все попытки собеседника что-либо возразить. Франц старался утихомирить разбушевавшуюся стихию:

— Шеф, прошу вас, успокойтесь! Ради бога! Вам надо беречь нервы!

— Не имеете права… здесь старший по званию… — доносились обрывки захлёбывающихся реплик Илефельда.

Наконец всё смолкло. Вновь послышались тяжёлые шаги.

— Место здесь глухое, гористое и малонаселённое, связь наладить непросто, — тихо сказал Штернберг. — Для вас было бы лучше вовсе не получать этого приказа.

— Я не понимаю.

— Всё вы прекрасно понимаете, группенфюрер. В том числе и то, что с оставшимся в нашем распоряжении временем нам никогда не выиграть эту войну… Уберите, к чёрту, вашу сигару, не устраивайте здесь газовую камеру.

— Э, руки!.. Да как вы смеете! Как вы смеете фамильярничать, вы…

Некоторое время было тихо. Затем раздался генеральский голос, в котором звенело смертельно оскорблённое достоинство:

— Фюрер уверен в том, что время и так работает на него. Фюрер убеждён, что коалиция союзников скоро развалится. Фюрер не позволит себя обманывать. Фюрер считает, что при запуске Зонненштайна Германия может лишиться вождя — и подозревает, что вы с самого начала это знали. Вам ещё крупно повезло, раз некоторые люди за вас заступились! Иначе вы прямо сейчас были бы арестованы!..

— Что? — поперхнулся Штернберг.

— …Фюрер знает, у немецкого народа достаточно силы воли для достижения скорой победы. Зонненштайн лишь отложит час расплаты для врагов рейха, тогда как в январе будущего года германские войска должны вновь оказаться на побережье Атлантики. В начале зимы фюрер планирует начать наступление на Западе. Все ресурсы необходимо бросить на подготовку стремительного наступления, а не на бессмысленное откладывание часа возмездия и производство не испытанного в боях оружия.

— Значит, вот как, — с бешенством сказал Штернберг.

— Фюрер отказался от прежнего намерения — это его слова, рейхсмагиер, — связываться с сомнительными услугами мистиков, потому что окончательно убедился в губительном воздействии ваших опытов со временем на его здоровье. Эти ваши Зеркала, сказал он, просто предназначены для того, чтобы свести его в могилу. Ваш Зонненштайн представляет угрозу для всех немцев, ведь в такой трудный час Германия не должна оставаться без фюрера…

Генерал не договорил. Повисла настораживающая тишина. Хайнц всерьёз испугался, не сотворил ли разъярённый оккультист чего-нибудь жуткого с этим злосчастным чиновником.

Вновь раздались шаги, тяжеловесные и неровные, словно расхаживающий по комнате человек был пьян.

— Он, видать, совсем с ума сошёл, — прозвучал едва узнаваемый голос Штернберга. — Он просто напрочь свихнулся ко всем чертям.

— Не смейте так говорить о фюрере…

— Смею, группенфюрер! И ещё как смею! «Отказался связываться с сомнительными услугами»… Скажите, пожалуйста! Весьма любопытно, что он запоёт, когда русские войдут в Берлин…

— Вы ответите за эти слова, — сурово пообещал Илефельд.

— Наступление на Западе, ха! Можно подумать, на Востоке у нас мир и благодать, как на седьмой день Творения…

— Вот погодите, я ещё позабочусь донести о том, что здесь слышал.

— Да ради бога! — с ядовитейшей душевностью воскликнул Штернберг. — А я в свою очередь с удовольствием поделюсь тем, что слышал от вас пару дней назад, когда вы называли фюрера бездарным воякой, обосравшимся Наполеоном, сифилитиком и импотентом. Валяйте, если вам погоны так сильно жмут…

— Я такого никогда не говорил, — испугался Илефельд.

— Говорили-говорили. Вон, Франц свидетель.

Продолжительная пауза означала, видимо, молчаливое подтверждение Францем того, что он действительно слышал эти высказывания, и взвешивание Илефельдом всех «за» и «против» относительно исполнения своей угрозы.