Книга Король и королева мечей - Том Арден

— Да нет, скорее все-таки дует из амбразур, — отозвался лорд Эмпстер.

— Да еще эта каменная скамья! — проворчала леди Чем-Черинг.

Сэр Пеллион шумно высморкался в большой носовой платок.

— Лучше бы тут на стены что-нибудь повесили, — отметила леди Маргрейв, окинув взглядом каменные стены.

— Ваш муж, любезная госпожа, сказал бы то же самое.

— Право же, лорд Эмпстер! Вы же понимаете, что я имела в виду какие-нибудь красивые гобелены. А мой муж сейчас выполняет одно очень опасное поручение, а вы, между прочим, отозвались о нем без подобающего уважения.

— Вот именно, Метения, — подхватила леди Чем-Черинг, допив остатки рома с Оранди. — Сомневаюсь, чтобы лорд Маргрейв хоть кого-нибудь в жизни самолично повесил. Он инспектор тюрем, всего лишь инспектор, верно, Элсен?

Леди Маргрейв поднялась с неудобной скамьи.

— Констанция, послушать вас, так получается, что мой супруг занимает не самый важный пост. Вынуждена напомнить вам, что на него возложена огромная, просто-таки огромная ответственность. Его послали в Тарн!

— В Тарн? — Леди Чем-Черинг наморщила лоб и заметно покраснела.

— Ну что, теплее, Констанция? Ведь вашего дружка сослали в Тарн, не так ли?

— Каноника Фиваля...

— О, теперь он наверняка проповедник! Интересно, такой ли же он ловелас теперь, каким был в столице? С этим в дальних провинциях, полагаю, туго. Или он размышляет об интрижках с молочницами?

Леди Чем-Черинг пропустила весь этот язвительный пассаж мимо ушей.

— Каноник Фиваль, — сдержанно проговорила она, — не был никуда сослан, Метения. Ему была дана возможность продвинуться по службе. Сделать что-нибудь полезное.

— Ради разнообразия.

— Хорошо. Пускай — ради разнообразия.

Лорд Эмпстер улыбнулся. Все отлично знали, что Эй Фиваль стал причиной слухов вокруг Констанции Чем-Черинг. Эй Фиваль вообще щедро сеял слухи своим поведением в свете. Но Констанция была особенной женщиной. Ее называли «храмовницей». Она была набожнейшей агонисткой. Ее глубоко возмущала одна возможность подозрения, что она смогла произвести на свет незаконнорожденного ребенка!

Но так это было или нет на самом деле, ярость ее была столь велика, что у архимаксимата не осталось иного выбора, кроме как вышвырнуть Фиваля во тьму внешнюю. Констанция торжествовала. Однако назвать эту страницу в ее карьере в высшем свете безоблачной было никак нельзя. Некоторые, следует признать, были рады исчезновению Фиваля. И понять этих людей можно: он был глуп, слишком задирал нос и постоянно распускал сплетни. Он подвергал риску чужие репутации, преследуя личные цели.

Да кто он был такой, если на то пошло? Сын какой-то обедневшей болезненной аристократки? Можно считать — никто! Но если были те, кто от всей души приветствовал его исчезновение из Агондона, то надо признать, что находились и другие, кто искренне страдал, что теперь нет рядом столь привлекательного духовного наставника. И эти другие призывали всевозможные бедствия на головы той, что стала причиной его изгнания.

Бедняжка Констанция! Как она была глупа!

— Что? Что вы сказали? — Сэр Пеллион очнулся от дремоты. Компания перестала обращать на него внимание. Будь они повнимательнее, они бы могли подумать, что старик помер. — Вашего супруга сослали?

Лорд Эмпстер вздохнул.

— Супруг Констанции умер четыре цикла назад, сэр Пеллион, и вы об этом прекрасно знаете. Сослали мужа леди Маргрейв.

— Нет! Не говорите так! О бедная, бедная леди! — Старик схватил леди Маргрейв за руку и принялся покрывать ее поцелуями. Нет, он определенно свихнулся после гибели своей никчемной внучки. — О, какую несправедливость обрушивает на нас этот жестокий мир! И знаете, говорят, скоро опять будет война!

— Мой муж вовсе не в ссылке, — огрызнулась леди Маргрейв и отдернула руку. Она могла бы еще долго распространяться по поводу благороднейшей миссии своего супруга, но никто не желал ее слушать. Лорд Эмпстер решительно сменил тему разговора и обратился к старику Пеллиону:

— Зензанскую кампанию вы склонны называть несправедливостью? Это при том, что бунтовщики поклялись не ведать сна и покоя, пока не отвоюют Рэкс?

Сэр Пеллион ужасно испугался.

— Нет-нет, что вы! Я вовсе не это имел в виду! Вы... вы меня неправильно поняли!

Он снова поднес к глазам необъятный носовой платок.

— Метения, вы жестоки, — отметила леди Чем-Черинг.

— Жесток? Разве нам всем сейчас не стоит печься о том, чтобы каждый подданный королевства был верен власти?

Леди Чем-Черинг подозрительно посмотрела на него. Она знала Метению Эмпстера уже... она уже и сама забыла, сколько лет. Но случалось, она вдруг переставала его понимать. Совсем переставала. Наверное, она могла бы что-то сказать, но тут из бального зала опрометью выскочила ее несуразная дочка.

— Мамочка, вот ты где! Как ты могла меня бросить? О Фредди! Фредди! — Она, заливаясь слезами, припала к груди матери.

— О господи, — прошамкал сэр Пеллион. — Что это такое с бедной девочкой?

— Это все Фредди, — решила леди Маргрейв. — Он с ней не танцует.

Что тут можно было сказать? Сэр Пеллион громко высморкался и рассудительно проговорил:

— Но, детка, ты ведь так некрасива. Просто чудовищно некрасива.

— Подумать только, нацепила парчовое платье, — послышался чей-то шипящий шепот. — Думает, небось, что оно ей к лицу!

— Знаю я, что она думает. Но только она ошибается. Мне она всегда казалась уродиной.

— Она всегда так измывалась над бедненькой Пелли Пеллигрю.

— Вот-вот. И над бедненькой Катти.

— Катти? А где же Катти Вильдроп?

— А ты не слышала? Она уже выскочила замуж!

— За какого-нибудь провинциала? Ну уж нет!

— Да, за какого-то зануду из Орандии — так говорит Джели.

— Вот глупенькая Катти! А ты слышала про младшую сестренку Геки Квисто?

— Джильду? Она что, тоже пропала?

— Ее родственники стараются замять это дело. Но я слышала, что ее изнасиловали...

— Нет!

Девушки жестоко рассмеялись. Сверкающие, светящиеся в своих бальных нарядах, прекрасные цветы заведения госпожи Квик выстроились двумя длинными параллельными рядами в центре бального зала. Все ожидали появления его королевского величества. Вечер тянулся долго, и если некоторые из цветов уже успели немного увянуть, они старательно это скрывали. Им предстояла проба сил, близился решающий момент. Все взгляды были устремлены на них. Озабоченные матроны сновали возле девушек, орудуя пуховками, одергивая юбки, соскребая с платьев воск, накапавший с люстр. Оркестр умолк, слышался только приглушенный гомон.