Книга Шерше ля фам, или Возврату не подлежит! - Юлия Славачевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В перерывах между грустными выводами я оделась и без особой охоты потащилась к тете на разборки.
Лоретта валялась в будуаре на широкой атласной полосатой кушетке и изображала скорбь всего мира: и этого и загробного.
— Доброе утро, тетя! — радостно поприветствовала ее я, сообразив, что если кому-то хуже, чем мне, то я еще поживу.
— И это ты называешь «добрым»? — простонала графиня, держась одной рукой за голову, второй обмахиваясь надушенным платочком. — Зачем ты спалила Ванде волосы?
— Случайно, — пожала я плечами.
— А она сказала, что умышленно, — вредничала графиня, занюхивая фразу платком.
— Ну-у, если она сказала-а-а, — протянула я. — Свидетелей не было, значит — шансы пятьдесят на пятьдесят. Отсюда делаем вывод: это было случайно, но с умыслом…
— Александра, — простонала тетя. — С таким характером ты навсегда останешься старой девой!
— И что в этом плохого? — изумилась я. — Лучше быть старой девой, чем старым козлом! И вообще… — Я присела рядом с Лореттой и принялась загибать пальцы. — Никаких грязных вонючих носков, никто не вытесняет тебя с кровати своим эго, не выдирает одеяло, не нужно готовить еду целый день, чтобы тебе потом сказали: «Так, я перекусил, а где обед?..» И все в том же духе. Кому от того, что я стану старой девой, будет плохо?
— Хватит! — Графиня попыталась меня удушить. — Ты не понимаешь, какая на тебе лежит ответственность!
— За что? — вскинула я брови.
— За мир! — патетически воскликнула тетя, ломая руки. Доломалась до того, что сама в них запуталась.
— Я и спрашиваю: за что? За что мне так страдать? — пояснила я, отодвигаясь от гордиева узла из тетушки.
— Неблагодарная! — Лоретта все же расцепилась, дотянулась до столика и швырнула в меня толстой книгой.
Я поймала. Книга раскрылась на картинке, где четыре толстые тетки нескромно тыкали пальцами в четырех мужиков, один из которых подозрительно напоминал подушечку для иголок из айра. Оборотень экзальтированно щурился и пытался дотянуться до тетки. Отомстить хотел, что ли?
Помимо всего прочего, по углам картинки парили упитанные младенцы в набедренных повязках из памперсов и жевали погремушки в виде горнов.
— Это кто? — поинтересовалась я.
— Пресветлая Царица в день ее пришествия, — недовольно ответила Лоретта. — Здесь она благословляет четыре расы нашего мира.
— Как все запущено, — пробормотала я себе под нос, отчетливо понимая: если бы меня благословила такая тетенька, то я бы просто не выжила! Мужики вон еле стояли, где уж мне-то…
— А теперь о главном! — таинственно сказала графиня, принимая трагическую позу гидры. — Как ты объяснишь вчерашнее происшествие?
— Никак, — пожала я плечами.
— Тогда тебе объясню я! — зловеще пообещала тетя голосом укуренного маньяка со стажем.
Я насторожилась. Обычно после этой фразы раздается безумный смех за кадром и главный злодей начинает длинно и витиевато излагать свою теорию завоевания мира.
— Если ты останешься с Грэгом, то тебя убьют на третьи сутки, — заявила мне Лоретта. Потом подумала и исправилась: — Нет, на вторые. Отравят.
— Зачем?! Почему? — Я несколько удивилась. Лихо у них тут! Сегодня — официальная любовница, завтра — труп!
— На то есть тысяча причин, — тоном утомленной солнцем старой придворной кокетки вещала графиня. — Все их перечислять долго и утомительно. Но основная — политика. Есть определенный расклад сил, и никто не допустит к телу наследника не пойми кого в качестве фаворитки. — Вздохнула. — Ни одна политическая партия на это не пойдет.
— Другие перспективы есть? — нахмурилась я, наотрез отказываясь глотать всякую ядовитую гадость. Так можно и цвет лица испортить!
— Есть. — На лице Лоретты нарисовалось нескрываемое наслаждение, переходящее в эротический экстаз. — Выйти замуж!
— Может, лучше в Академию? — выдала я другую альтернативу.
— И сразу к Грэгу в постель? — позлорадствовала тетя. — И через два дня в могилу? — Решительно взмахнув рукой: — Нет, только замуж!
— А в монастырь? — выродила я третий вариант.
— Не возьмут, — хмыкнула гер Дальвинг. — Потому что я первая буду свидетельствовать о потере тобой чистоты и целомудрия. В таких случаях ждут решения преосвященной матери Феодоры и приличного взноса в казну монастыря.
— И?.. — Я почувствовала недоговоренность.
— Этих денег я не дам! — неистовствовала тетя. — А поскольку содержание тебе начислено из личных средств его высочества, то и решать будет он. Так что ты идешь прямиком в постель Грэга, а оттуда через два дня в могилу.
— Тогда пускай сразу травят, — заявила я. — Зачем так усложнять себе жизнь?
— Но никто не знает, как на тебя подействует яд или лишние ножи в организме, — распиналась тетя. — Потому что ты Спящая. Может, спалишь все дотла…
— Но никто и не знает, как на меня подействует муж! — возразила я. — Может, я тоже спалю все дотла…
— Пали, мне не жалко, — неожиданно согласилась Лоретта. — К тому моменту ты уже выйдешь из-под моей опеки и отвечать за тебя будет твой муж…
— Подумать можно? — спросила я, пытаясь сообразить, как бы одной маленькой попой занять два места в партере — и замуж не выйти, и на кладбище лежа не прогуляться.
— Можно, — согласилась графиня, снова элегантно укладываясь на кушетку. — До завтра.
— А что будет завтра? — на всякий случай поинтересовалась я. Ну вдруг тетушка что-то новое скажет?
— Замуж, — любезно пояснила Лоретта. — У меня есть на тебя все права, и я с радостью передам их кому-нибудь другому. Тем более мне поступило два с половиной предложения насчет твоей руки и сердца.
— Почему с половиной? — изумилась я странной арифметике.
— Айр попросил лишь сердце, и к нему из приданого только блюдо, — предельно жизнерадостно оскалилась тетя. — А теперь иди и все хорошо обдумай!
— Какой непритязательный, — оскорбленно пробормотала я, удаляясь к себе.
По дороге мне встретилась обиженная Ванда с выжженной тропой среди волос (читай — готовой беговой дорожкой для вшей и блох!). Ее вид навел меня на интересную мысль. Я так обрадовалась, что даже извинилась перед горничной.
— Простите великодушно за доставленное беспокойство, дорогая Ванда, — вцепилась я клещом в пострадавшую. — Мне очень неловко, что я обеспокоила вас своим неудачным поступком. Не соблаговолите ли простить мне мою дерзость? Впредь обещаю не тревожить вас своими внезапными актами насилия…
Ванда вытаращила глаза и упала в обморок.
— Хорошие поступки обычно остаются непонятыми, — сделала я логичный вывод и пошла искать Альма.
Телохранитель обнаружился около моей комнаты. Блондин в кожаной безрукавке прислонился к стене, мечтательно закрыв глаза, но, как только я появилась в начале коридора, сразу услышал и выжидательно подобрался.