Книга Дневник Габриеля - Скотт Фрост

— Скорее, на шажок.

Я вышла из комнаты и позвонила Чавесу, чтобы он установил наблюдение за квартирой. Если Габриель сюда вернется, мы его схватим. Но я знала, что если он и вернется, то только за тем, чтобы прикрепить последнюю фотографию к стене, и будет уже слишком поздно.

Переговорив с Чавесом, я вышла, чтобы очистить мозги от сигаретной вони и картин смерти. В соседнем дворике я увидела лимонное дерево, склонившееся под тяжестью плодов величиной с кулак. Я втянула носом воздух, но цитрусового запаха не было. Казалось, вечерний туман подготавливал ко сну все, до чего он дотрагивался, даже звуки. Вокруг повисла неестественная тишина.

Я выдохнула и смотрела, как пар поднимается из моего рта в темноту. Где-то чуть подальше тишину ночи нарушали крики людей, все еще празднующих Новый год. Я подумала о снеге на Среднем Западе и о том, как завтра утром миллионы людей проснутся и будут смотреть парад. Апофеоз рекламы. Открытка с надписью «Жаль, что вас здесь нет».

Я повернулась и посмотрела на захудалую квартирку Габриеля. Когда мы позволили райскому уголку ускользнуть сквозь пальцы? Есть ли такой момент в истории Лос-Анджелеса, о котором можно будет говорить «именно в тот все было потеряно»? Может, когда мы закатали в асфальт первую апельсиновую рощицу? Или проложили первую автостраду? Или когда попытались озеленить пустыню? Когда начали выкачивать воду из долины Оуэне? А может, когда построили мост через Лос-Анджелес-Ривер? Или когда Дисней объявил, что два акра земли в округе Орандж станут счастливейшим местом на земле? Возможно, все началось с первым кадром самого первого фильма, снятого в городе, построенном на иллюзии. А может, этих точек сразу несколько. И у всех, кто здесь когда-либо родился, кто переехал сюда или приплыл из-за океана, есть своя точка, в которой все кончается. Граница, за которой реальность не соответствует мечте.

Тишину прорезал вой сирен. Я вернулась в квартиру. Гаррисон вышел из спальни, на секунду посмотрел мне в глаза, а потом обернулся, словно оставил что-то за спиной. Я подошла к нему.

— У него тут дневник. Хотя скорее похоже на роман, низкопробный роман. Думаю, записи начинаются с первого убийства.

— Дневник? — переспросила я.

Он кивнул, а потом посмотрел на блокнот, который держал в руках, и начал читать:

— Я — мальчик в третьем ряду на школьной фотографии, на чьем лице не задерживается взгляд. Никто не помнит, как меня зовут, какого цвета у меня волосы, как звучит мой голос. Я — невидимка.

Гаррисон сунул блокнот в карман.

— Так он начинается.

Я пошла в спальню, но он схватил меня за руку, замялся, а потом посмотрел на меня, и я увидела в его глазах, как на него давит то, что он успел прочесть в дневнике. Надежда, которая зародилась за несколько минут до этого, начала покидать меня, вытекать, словно кровь из перерезанной артерии.

— Что случилось?

Гаррисон судорожно вздохнул.

— Он уже дописал концовку.

Мои мысли бешено понеслись вперед.

— Лэйси? Что там…

Он покачал головой.

— Я просмотрел только пару страниц с конца, она там не упоминается.

— А кто упоминается?

— Вы. Вы в самом конце, лейтенант.

— Я?

— Может, вам лучше самой прочесть?

Я посмотрела через его плечо на компьютер.

— Скажи мне, что там, Гаррисон.

Он напрягся, словно готовясь к удару, а потом посмотрел на меня с обреченностью, словно любовник, прощающийся навсегда.

— Ты… то есть вы… вы идете по бульвару Колорадо во время парада. И к вам привязана бомба.

21

Казалось, слова Гаррисона высосали весь воздух из комнаты, и стало сложно дышать.

— С вами все в порядке? — спросил он.

Я кивнула, хотя Гаррисон так же хорошо, как я, знал, что хорохорюсь только для отвода глаз. Земля под нашими ногами разлеталась на куски.

— Мне уготована роль террористки-смертницы, — прошептала я.

Я отчаянно хватала воздух ртом, но мое тело сопротивлялось, как будто инстинктивно не хотело быть частью того пространства, в котором мы находились.

— Мы хотели узнать, как он это сделает. Теперь знаем.

Я вздрогнула, представив тяжесть взрывчатки на своих плечах.

— Как говорится, бойтесь мечтать — мечты сбываются.

— Но он никак, черт побери, не сможет заставить вас идти с бомбой по бульвару Колорадо в толпе.

— У него моя дочка… Он может заставить меня сделать все, что угодно.

Гаррисон посмотрел мне в глаза, отчаянно пытаясь не видеть в них нерешительности, плавающей буквально у самой поверхности.

— Но не это.

— Ты же сам говорил, что я должна выбрать Лэйси. Это я и собираюсь сделать.

— Нужно, чтобы на вас был маячок и микрофон, тогда мы всегда будем знать, куда именно вы направляетесь.

Я кивнула.

— Звони Хиксу. Они справятся лучше нас.

Гаррисон достал мобильник и начал набирать номер, но тут ожил мой телефон. Я потянулась за ним.

— Нет! — закричал Гаррисон. — Если это Габриель и он захочет, чтобы вы немедленно куда-то пошли… Нельзя этого допустить, пока на вас нет микрофона.

— Но это может занять полчаса.

— Неважно. Придется подождать.

Я сунула руку в карман, вытащила надрывающийся мобильник, и он продолжил звенеть на моей ладони. Через семь секунд я начала трясти головой. Восьмой звонок показался мне отблеском оружия, нацеленного на мою девочку.

— Я не могу…

— Не берите…

Гаррисон протянул было руку к телефону, но я уже открыла его.

— Делилло.

— Выбирайте, — сказал Габриель.

Это слово показалось мне еще одним ударом двери по лицу. Я взглянула на Гаррисона и кивнула. Он тут же сделал шаг назад и набрал Хикса.

— Сперва я хочу услышать голос дочери, иначе можешь отправляться прямо в ад!

— Интересный выбор слов, лейтенант.

— Дай ей трубку, или все кончено — прямо здесь и сейчас. Ты этого хочешь?

Габриель засмеялся, а потом на другом конце все стихло, хотя трубку и не повесили.

Я посмотрела на Гаррисона, который стоял напротив и, не веря своим ушам, качал головой, и орал в трубку:

— Позовите его к телефону немедленно! У меня нет двух минут! Нет, он не может мне перезвонить! Он нужен сию минуту!!!

Я услышала в трубке странный скрежет, как будто стул тащили по полу. Два коротких вздоха. Я узнала этот звук — такое чувство, что я слушаю биение собственного сердца. Это Лэйси, никаких сомнений. Снова вздохи. Те самые, которые я услышала в первые минуты ее жизни, когда новорожденную положили мне на грудь.