Книга Ларец Зла - Мартин Лэнгфилд

Я вижу, как я умираю.

Я вижу Роберта и Кэтрин, которые занимаются любовью и зачинают сына.

Я вижу, как угасает внутреннее зрение у Терри.

Я вижу Адама в комнате, охваченной пожаром.

Я вижу, как преломляется пространство и искажается время.

Я вижу, как падает со стола мое творение.

Как оно разбивается и допускает досадную осечку.

В Баттери-парке есть одна скульптура: моряки, отчаянно пытающиеся вытянуть из воды своего утопающего товарища, которого уже накрывает с головой волна. Так и нас всех накрывает Божье провидение, и наши личные маленькие страхи тонут в приливе вселенской, всеобъемлющей любви. И тогда страхи исчезают, а внутри нас рождается любовь — частичка большой любви, которая одна на всех и которая должна перетекать из одного человека в другого, но этого не происходит. Именно такими глазами я теперь смотрю на людей из своего Царства абсолютного света. Я вижу крошечные частички любви, которые не соединяются вместе из-за сдерживающих уз страха. Все границы в мире сотканы из страха. Он необходим человеку, когда тот взрослеет, но потом он лишь мешает. Мы должны научиться подчинять себе свои страхи, управлять ими. Но как? — спросите вы меня.

В Брукхейвене, в лаборатории, где я трудился, мы преломляли время и пространство таким образом, что в результате рождалась энергия, которая по мощи могла сравниться лишь с силой Большого взрыва. Я не стану утомлять вас научными терминами, но представьте себе просто, что мы воссоздали жидкую Вселенную, первичную плазму, безбрежный океан, откуда все мы родом. Наши исследования были столь грандиозны, что на проведение каждого последующего опыта требовалось специальное разрешение. А чтобы получить его, нужно было предельно точно все рассчитать и убедиться, что наша работа не приведет к разрушительным последствиям. Кое-кто поговаривал даже, что наши опыты могут обернуться губительными последствиями для всей планеты. Я не шучу — эта информация открыта, и с ней может ознакомиться любой пользователь Интернета.

Много лет назад, когда я заканчивал свой курс обучения в Лондоне, меня разыскали и со мной вступили в контакт мои соотечественники. Мне предложили работать на нашу разведку. В моей стране от таких предложений не отказываются. Мне сказали, что по окончании учебы я получу возможность работать в разных странах и должен быть готов к тому, что ко мне в любой момент могут обратиться за помощью и содействием. За информацией.

У меня не было никакого желания помогать им, и я старался делать для них как можно меньше. Они всегда задавали глупые вопросы и не понимали почти ничего из того, что требовали от меня. Я был физик-ядерщик. Мне совершенно не хотелось красть у кого-то секреты атомной бомбы или стучать на своих коллег. Поначалу им это и не было нужно. Но настал день, когда это потребовалось. А чтобы я был посговорчивее, они арестовали моего отца.

Мне пришлось подчиниться, но я решил отомстить им. Пришел в британское посольство и предложил свои услуги в качестве двойного агента.

Все это в прошлом. Тогда я был одержим банальными человеческими эмоциями. Теперь же источаю только любовь. И мне самому хочется любви. Это мучительная жажда, которая не утолится ничем и никогда.

У меня была любимая. Я знал ее под другим именем, но однажды она призналась, что ее настоящее имя — Кэтрин…

4. Испытание воздуха

Литл-Фолс,

29 августа 2004 года

Кэтрин курила сигареты одну за другой. Они проговорили до самого утра. Между ними разверзлась пропасть, и они, стоя на противоположных ее краях, ослепленные отчаянием, не могли друг до друга докричаться. Боль, которую Роберт причинил жене, была почти осязаема. У Кэтрин все еще были красные от слез глаза, а у него все еще пунцовело лицо после ее пощечин.

— Ты был моей тихой гаванью… Я знала, что, если мир вокруг меня рухнет, у меня останешься ты.

— Я предал тебя. И себя тоже.

— Прошу тебя, не надо сейчас о себе. Ты предал меня. Ты уничтожил меня. И точка.

— Прости! Я ведь раскаялся.

— О да! Я знаю. Ты раскаиваешься. Только мне от этого не легче, ты понимаешь? И твое раскаяние ничего не меняет, ничегошеньки.

Сигарета намокла от слез и потухла. Кэтрин в ярости раздавила ее в пепельнице.

— Не надо было мне начинать курить. Посмотри на меня. Я развалина.

Роберт вдруг увидел себя словно бы со стороны. Он сидел на диване рядом с Кэтрин, принимая на себя все новые и новые волны ее горечи и боли и чувствуя, как разрывается его сердце. Он не прятался от ее гнева, ибо знал — ей нужно сейчас на кого-то его выплеснуть. И он заслужил, чтобы она выплеснула его на него. И одновременно какая-то его часть оставалась совершенно спокойной и безмятежно наблюдала за тем, как срабатывает приведенный им в действие план обретения абсолютной свободы.

Кэтрин нервно и безостановочно щелкала зажигалкой, болезненно морщась каждый раз, когда видела перед своим лицом прыгавший язычок пламени и слышала шипение газа.

— Когда я решила остаться с тобой… В то время я только-только начала оправляться от своего многолетнего кошмара. Я ведь до этого почти десять лет жила не своей жизнью, под разными личинами. Я знала, что рано или поздно это меня добьет. И я в конце концов ушла.

— На мое счастье.

— И считала, что мне крупно повезло, когда вновь встретилась с тобой. Я-то думала, что все нормальные мужики к тому времени уже разобраны.

— Я просто весьма удачно подвернулся тебе под руку. Ты пережила карьерный и личный крах и нуждалась в утешении.

— Да уж!

— Тебе нужен был надежный якорек и при этом желательно еще не слишком старый.

— Пусть так. Но ты мне тогда очень помог прийти в себя и вернуться к нормальной жизни.

— Несмотря на то что обстановка не очень-то этому способствовала. Надвигался ураган, как ты помнишь.

— А ты помнишь, что я тебе сказала той ночью в гостинице?

— Еще бы! Ты сказала, что никогда не простишь предательства. И сама больше никого и никогда не предашь.

— И что ты наделал?

Роберт молча опустил глаза.

Кэтрин уставилась в окно. Ему больно было видеть ее в эту минуту. И в то же время она, конечно, была права. Он оказался порядочной сволочью и заслуживал самой суровой кары. Но ведь в какой-то степени в случившемся была виновна и она сама.

Подумав об этом, Роберт тут же прикусил язык. Еще не хватало начать сейчас защищаться. Это было бы совсем мелко.

— После одиннадцатого сентября во мне, в душе моей, что-то произошло, Роберт. Тогда мне казалось, что это праведный гнев, но сейчас, оглядываясь, я понимаю, что это была просто жажда мести. Тебе я ничего не говорила. А может, стоило. Может, ты бы меня остановил.