Книга Человек, который улыбался - Хеннинг Манкелль

– Скажите, а он хоть раз говорил плохо о Хардерберге?

Ответ его удивил.

– Да, было такое. Я запомнила этот случай, потому что он был единственным.

– Что он сказал?

– Я помню слово в слово. Он сказал, что у господина Хардерберга довольно мрачный юмор.

– И что он при этом имел в виду?

– Не знаю. Я не спрашивала, а он не стал вдаваться в подробности.

– «У Хардерберга мрачный юмор»? Так он сказал?

– Именно эти слова.

– Когда это было?

– С год назад.

– А вы не помните, в связи с чем?

– После поездки в Фарнхольм. Он регулярно туда ездил.

Валландер понял, что дальше он не продвинется. Густав Торстенссон, очевидно, предпочитал не распространяться о своих визитах к могущественному хозяину Фарнхольмского замка.

– Давайте сменим тему, – сказал он. – Работа адвоката – это огромное количество бумаг. Представители адвокатской коллегии, разбиравшие эти бумаги, сказали нам, что документов, касающихся работы бюро с Альфредом Хардербергом, очень мало.

– Я ожидала этого вопроса, – сказала фру Дюнер, – их и в самом деле мало. Дело в том, что для работы с Хардербергом были утверждены особые правила. В конторе хранилось только самое необходимое. Нам было категорически запрещено делать копии с документов, все материалы, касающиеся того или иного дела, Густав забирал с собой и оставлял в Фарнхольме.

– Вам все это, должно быть, казалось очень странным.

– Когда речь идет о таких деньгах, понятно, что клиент должен быть максимально осторожен. Все эти контракты очень деликатны. У меня не было никаких причин возражать против такой системы, поскольку мы соблюдали все предписанные законом правила.

– Густав Торстенссон был своего рода экономическим советником у Хардерберга. Можете ли вы вспомнить какие-нибудь детали?

– Вряд ли. Это, как я уже сказала, были очень сложные контракты между банками и предприятиями по всему миру. Окончательные варианты писал личный секретарь Хардерберга. Очень редко Густав Торстенссон просил меня написать документ, который он должен был везти в Фарнхольм. В основном он писал сам, и довольно много.

– А при работе с другими клиентами он этого не делал?

– Никогда.

– И как вы это можете объяснить?

– Я думаю, эти бумаги были настолько конфиденциальны, что даже мне нельзя было знать их содержание.

Она предложила вторую чашку кофе. Он отказался и продолжил:

– Скажите, пожалуйста, говорит ли вам о чем-нибудь название фирмы «Аванка»? Она когда-нибудь фигурировала в ваших делах?

Она задумалась, припоминая:

– Нет. То есть это не исключено, но я не помню.

– И еще один вопрос. Знали ли вы о существовании писем с угрозами?

– Густав Торстенссон мне их показывал. Но он сказал, что это ерунда, что их даже регистрировать не надо. Я, честно говоря, считала, что он их выкинул.

– А вы знали, что человек, написавший эти письма, Ларс Борман, был хорошо знаком с Густавом Торстенссоном?

– Это для меня новость.

– Они встречались в каком-то клубе любителей иконографии.

– Я знаю про такой клуб. Но даже подумать не могла, что этот шантажист тоже там бывает.

Валландер поставил чашку на стол и встал:

– Не буду больше беспокоить.

Она уставилась на него с удивлением:

– Вы ничего не хотите мне рассказать?

– Мы по-прежнему не знаем, кто их убил, – сказал он. – И не знаем, почему. Когда что-то прояснится, мы узнаем, кто подложил мину в ваш сад.

Она поднялась с кресла и протянула ему руку.

– Вы должны их взять, – сказала она.

– Да. Должны. Но это требует времени.

– Я хочу узнать правду до того, как умру.

– Я буду держать вас в курсе дела, – сказал он и сам почувствовал, насколько пусто и формально прозвучали его слова.

Он поехал в участок и попытался найти Бьорка. Узнав, что Бьорк в Мальмё, он зашел к Сведбергу и попросил выяснить, почему нет постоянного наблюдения за домом фру Дюнер.

– Ты полагаешь, есть какая-то опасность? – спросил Сведберг. – Может что-то произойти?

– Я ничего не полагаю. Того, что произошло, уже достаточно.

Он повернулся, чтобы выйти, но Сведберг протянул ему записку.

– Звонила какая-то дама по имени Лизбет Норин. Можешь разыскать ее по этому номеру. Она будет там до пяти.

Валландер посмотрел записку – номер был в Мальмё, а не в Гетеборге. Он прошел к себе в кабинет и позвонил. Сначала трубку взял какой-то старик. Он попросил Лизбет. Она подошла почти сразу. Он представился.

– Так вышло, что я несколько дней буду в Мальмё, – сказала Лизбет Норин. – Мой старенький папа сломал бедренную кость. Я позвонила на автоответчик и услышала ваше сообщение.

– Мне бы очень хотелось с вами поговорить, – сказал Валландер. – Но лучше не по телефону.

– А в чем дело?

– В процессе следствия у меня возникло несколько вопросов. Ваш телефон мне дал доктор Стрёмберг из Лунда.

– Завтра у меня будет время, – сказала она. – Только я не могу уезжать из Мальмё.

– Я приеду. В десять часов вам удобно?

– Отлично.

Она продиктовала ему адрес в центре Мальмё. Он положил трубку. Должно быть, это ее отец со сломанным бедром сначала подошел к телефону.

Вдруг он понял, что сильно проголодался. Дело шло к пяти часам, и он решил поработать дома. Надо было просмотреть еще целую кипу бумаг, касающихся деловой империи Альфреда Хардерберга. Он отыскал в ящике пакет и сложил в него папки. Проходя мимо окошка в приемной, он сказал Эббе, что если кто-то будет его искать, пусть звонят домой.

Он зашел в магазин и накупил продуктов. Зачем-то заглянул в табачный киоск и купил пять лотерейных билетов.

Придя домой, он поджарил кровяной пудинг и выпил кружку пива. Потом безуспешно искал банку брусничного варенья, которое, как ему казалось, стояла в шкафу.

Помыв посуду, он тщательно поскреб лотерейные билеты. Все оказались пустыми. Он решил, что кофе на сегодня хватит, и, не раздеваясь, прилег на кровать. Надо немного отдохнуть, а потом вплотную заняться папками.

Его разбудил телефонный звонок. Он посмотрел на часы и понял, что проспал несколько часов. Было уже десять минут десятого.

Звонил Стен Виден.

– Я звоню из автомата. Софию взяли на работу.

– Отлично, – сказал Валландер. – С кем она разговаривала?