Книга Украшение и наслаждение - Мэдлин Хантер

Какое-то время Эмбери молча смотрел на друга, потом вновь заговорил:

— Если ты скажешь свое слово, мы откажемся от этого плана. Ведь я понимаю, что она значит для…

— Нет! — заявил граф. — Это должно быть сделано. Если прибудет новый курьер, он сможет привести нас к остальным. Так когда же начинается игра?

— Ходжсон сказал — в понедельник. Мы должны отвезти его на побережье. Кендейл собрал небольшую армию из числа своих слуг, и она будет его собственным воинским подразделением. Они помогут. А тебе там находиться незачем.

— Нет, я там буду. Завтра же уезжаю в Кент, а тетку и сестру отправлю обратно в город, чтобы мы могли использовать Краунхилл. Я сообщу об этом остальным джентльменам, охраняющим берег. Думаю, что большая их часть присоединится к нам и мы сможем располагать значительным числом глаз и ружей. Я поговорю еще и с Таррингтоном, скажу, чтобы держал ухо востро, чтобы не захватывал это судно, пока Ходжсон не встретит своего человека и не увезет его подальше от побережья.

Эмбери кивнул:

— Да, хорошо. Из Лондона мы отправимся прямо в Краунхилл.

— Только, пожалуйста, забери этого субъекта из моего дома, Эмбери. Пусть с ним возится Кендейл, пока мы не уедем.

Эмбери снова кивнул и ушел. Дариус же посмотрел на письмо, которое все еще держал в руке. И вновь он мысленным взором увидел Эмму, стоящую в саду. Воспоминание о ее горе вызвало у него почти физическую боль. И он вовсе не был уверен, что на ее месте повел бы себя иначе.

Глава 28

Она вошла в свой особнячок, опустила на пол саквояж и тотчас же открыла окна, чтобы проветрить. В комнату ворвался свежий бриз, приносивший с собой запахи моря. И откуда-то доносился стук удаляющегося наемного экипажа.

Эмма принялась распаковывать корзинки с провизией, купленной по дороге. На этот раз ей придется обходиться без стряпни миссис Норристон и не надо будет кормить мистера Диллона. Поэтому она взяла с собой самую простую еду — ветчину, свежие яйца, а также хлеб. Ей и сейчас уже следовало бы поесть, потому что наступил вечер. Но она была больна от беспокойства и потому не голодна.

Как только вся провизия была разложена по местам, Эмма поднялась наверх и выложила одежду, которую привезла с собой. Потом снова спустилась вниз, чтобы поискать фонари.

Один она нашла в кухонном буфете, а два других — в конюшне. Положив их на кухонный стол, она вставила в них свечи, захваченные из города, и зажгла одну. После чего села с книгой, но не перевернула ни одной страницы — просто ждала наступления ночи.

Вскоре погасли последние отблески вечерней зари и истаяли сумерки; близилось время, когда она начнет свою миссию по освобождению брата. Когда же с этим будет покончено, ей придется примириться с тем, что она совершила, — вознаграждение стоило любых затрат. Но сейчас она не испытывала ни возбуждения, ни предвкушения встречи с Робертом. Сейчас ею владел ужас, и она могла только ждать.

Ночью она спала хорошо. Так хорошо, что утром подумала даже, что стала бессердечной, бездушной. Умывшись, Эмма приготовила кое-что к появлению ожидаемого гостя. А также зарядила пистолет, который привезла с собой. В полдень она вышла из дома и прошла ярдов триста на восток, туда, где суша круто обрывалась к морю. Она внимательно следила за тропинкой и даже отбросила с нее несколько больших камней, которые ночью могла бы не заметить.

Вскоре Эмма нашла тропинку, извивавшуюся по утесу, повернула направо, а потом на юг — туда, где начинался долгий подъем к Дувру. Наконец она остановилась в том месте, где уже однажды побывала, — неподалеку от этой скалы и нашли тело ее отца. И отсюда можно было видеть всю береговую линию. Конечно же, и ее было видно с моря, но сейчас Эмма об этом не думала; ее больше интересовала земля под ногами. Ведь почва могла оказаться предательской — как и случилось в ту ночь с ее отцом. Местами тропинка очень близко подступала к краю утеса, а местами сам край утеса был изъеден временем и непогодой.

Эмма опустилась на землю, заставив себя сдерживать охватившую ее панику. Ведь если бы она ей поддалась, то наделала бы множество ошибок, могла бы даже убежать.

Единственный же способ обрести спокойствие — не думать о возможной неудаче.

Закрыв глаза, Эмма всеми силами противилась страху. И попыталась отдаться на волю освежающего бриза. Но оказалось, что это только ухудшило дело и вызвало нескончаемую дрожь — такую же, как та, что охватила ее в тот день в саду.

Раздосадованная Эмма встала и отряхнула платье. И вдруг увидела карету на подъеме дороги. На фоне закатного неба она походила на темное расплывчатое пятно, и Эмма щурилась, стараясь рассмотреть экипаж.

А потом она заметила темную мужскую фигуру, приближавшуюся к ней. Прошло еще несколько минут, и Эмма узнала этого мужчину.

— Саутуэйт… — прошептала она в ужасе.

Она решила, что надо бежать, но тотчас подавила страх и попыталась выглядеть беззаботной.

Граф подошел к ней и остановился на расстоянии вытянутой руки. Улыбнувшись, он сказал:

— Приветствую, Эмма! Ведь вы написали, что отправились в Озерный край…

Эмма промолчала. И они медленно зашагали по тропинке. Карета же, находившаяся у подножия холма, тоже медленно двигалась.

— Написав вам письмо, я вовсе не собиралась информировать вас о своих планах, — проговорила наконец Эмма. — Я тогда еще не решила, куда отправлюсь. И я не думала, что мне придется как-то объяснять свой выбор.

— Да, конечно… — кивнул Дариус.

Когда он только увидел ее, она была ужасно бледна. И явно смущена его появлением. Но теперь ей удалось овладеть собой, и она уже походила на ту Эмму, которую он знал.

А она вдруг остановилась и, окинув его хмурым взглядом, проговорила:

— Раз уж вы упомянули про мое письмо, то ясно, что вы его получили. Принимая же во внимание его содержание… Сэр, почему вы с таким упорством сопровождаете меня? Мне ваша настойчивость кажется обременительной.

— Вижу, вы все такая же… Да, я прочел письмо. И мне наплевать на его содержание. Я не привык, чтобы меня бросали без всяких церемоний и безо всякой причины.

— Без причины? Да причин масса, Саутуэйт! И они столь очевидны, что не стоит их перечислять. А теперь… Пожалуйста, отправляйтесь соблазнять какую-нибудь другую женщину, а меня оставьте в покое!

С лицом, пылающим от негодования, Эмма поспешила удалиться. Но граф тотчас догнал ее и, стараясь приноровиться к ее шагу, заявил:

— Весьма сожалею, но я не могу оставить вас в покое.

— В таком случае вы даже более самоуверенный, чем я думала, — пробурчала Эмма.

Граф внезапно остановился и обнял ее. Она вздрогнула и попыталась вырваться, но тщетно. А он, крепко обнимая ее, сказал:

— Не могу, потому что не согласен так легко потерять вас. Мне кажется, вы сами себя не понимаете. Во всяком случае, не вполне понимаете.