Книга Глаз Лобенгулы - Александр Косарев

Когда я открыл наконец зажмуренные от страха глаза и попробовал пошевелиться, оказалось, что сверху меня придавили носилки с привязанным к ним дядей, а снизу подпирает нечто столь острое, что малейшее движение причиняет сильнейшую боль. С трудом превозмогая ее, я расстегнул пряжку ремня, снял револьвер и затолкал его в травяное изголовье дядиных носилок. Где-то поблизости уже зазвучали незнакомые голоса, послышалось характерное звяканье оружия.

— Как вы, Владимир Васильевич? — поинтересовался я, обеспокоившись, что дядя не проронил еще ни слова.

— Странно, — прошептал он в ответ, — но я правую ногу вдруг почувствовал! А ведь Аминокан и говорил, что это случится сразу после новолуния.

— Ну вот, — невольно улыбнулся я, — хоть какая-то польза от нашей аварии. Может, рановато я вас из Матембе вызволил?

В этот момент послышался громкий треск, и над нами появился фрагмент неба. Чьи-то руки сняли с меня сначала носилки, а затем поставили на ноги и самого. Голова кружилась, ныло в явно пропоротом чем-то боку, но по сравнению с бывшими соседями по кузову мы с дядей отделались относительно неплохо. Всех оставшихся в живых членов банды военные из джипа выстроили в ряд с сомкнутыми на затылках руками. Неподалеку прямо на дороге лежали пятеро погибших. Дядю отнесли чуть дальше, оставив рядом с ним и меня, резонно, видимо, предположив, что сбежать мы всё равно не сможем.

— На допросе скажем, что нас захватили в заложники, когда мы голосовали на шоссе, — скороговоркой зашептал я.

— Нога точно оживает, — совершенно невпопад отозвался дядя, ощупывая правое бедро с самым благостным выражением лица. — Даже пальцы чешутся… А, да, конечно, — дошел до него наконец-то смысл моих слов. — Отъездились мы с тобой, наверное, Санек. А может, оно и к лучшему — хватит уже на нашу голову приключений… — он замолчал, заметив приближающихся солдат.

Дотошно обыскав меня, они застыли возле нас в ожидании старшего по званию. Тот не заставил себя долго ждать. Перелистав мою изрядно уже помятую и засаленную паспортину, одетый в выцветшую форму офицер насмешливо взглянул на меня и вдруг практически на безупречном русском произнес:

— И каким же ветром, Александр Григорьевич, занесло вас в наши Палестины?

Сказать, что я был безмерно поражен, значило бы не сказать ничего.

— Я… мы… да вот… — беспомощно залепетал я, изо всех сил пытаясь стряхнуть оцепенение. — Кажется, попали в заложники непонятно к кому…

Неожиданно выяснилось, что врать на чужом языке гораздо проще, нежели на родном.

— Понимаю, понимаю, — не прекращая улыбаться, сочувствующе покачал головой офицер. — Представляю, как вы сейчас себя чувствуете. А это кто? — указал он уголком моего паспорта на потерявшего, как и я, дар речи дядю.

— Это мой близкий родственник, — медленно опустился я на корточки. — Боев. Владимир Васильевич. У него тяжелое ранение спины, и передвигаться самостоятельно он не может. Так что, если нетрудно, будьте поосторожнее и с ним, и с его носилками.

— Конечно, конечно. — Военный повелительным жестом подозвал солдат. — Пожалуй, мы тотчас же отправим его в полевой госпиталь. Думаю, там ему окажут необходимую помощь.

— Нет, нет, господин майор, — запротестовал дядя, — пожалуйста, не разлучайте меня с племянником! Как мы потом отыщем друг друга? Сами видите, что вокруг творится.

— Да, в стране, к сожалению, царит полный хаос, — вздохнул офицер, возвращая мне документ. — Но позвольте всё же полюбопытствовать, как вы оказались в этой машине? — махнул он рукой в сторону поверженного «мерседеса».

— Попробую объяснить, — голос Владимира Васильевича окреп. — Видите ли, любезнейший… э-э…

— Майор Ганити Иркезе, — заученно козырнул военный.

— Да, господин Иркезе, очень приятно. Так вот, несколько лет назад, когда я служил моряком, наш теплоход потерпел аварию у берегов вашей страны, — начал дядя свое повествование от времен Адама и Евы. — Груз мы перевозили контрактный и, согласно условиям договора поставок, должны были доставить его к определенному сроку…

Под излагаемую Владимиром Васильевичем историю своих мытарств солдаты донесли его до скрытых за опушкой леса дощатых домиков. В одном из них обнаружились длинный, накрытый одеялом топчан, простецкий стол и несколько стульев. Керосиновая лампа, советская радиостанция Р-105 и несколько развешанных по стенам солдатских вещмешков мало оживляли убогую обстановку барака.

— Прошу располагаться, — радушно указал на топчан майор. — Обед привезут нескоро, поэтому пока могу угостить только кофе. Кстати, рекомендую: сорт хоть и местный, но очень ароматный и крепкий.

Пока безмерно счастливый Владимир Васильевич общался со словоохотливым майором, я, механически улыбаясь, со страхом думал о нашем с ним будущем.

«Этот славный малый Иркезе, — анализировал я в уме сложившуюся ситуацию, — будет вести себя с нами по-светски, пока не допросит наших попутчиков. Но что нас ждет, когда правда вылезет наружу? Наверняка ведь кто-нибудь из "партизан" проболтается, как они нашли двух полуголодных белых в лесной чаще, как я угнал из-под носа офицеров правительственной армии краденый грузовик и куда и зачем мы направлялись, пока нас не остановили… Да, вот уж влипли, так влипли… Блин, Иркезе уличит нас во лжи самое большее через полчаса! Надо бежать отсюда, и поскорее. Но как? На чем? И как я один справлюсь с дядей?»

Хлопнула дверь, и на пороге барака появился солдат с закопченным котелком аппетитно пахнущего кофе, эмалированными кружками и баночкой сахарного песка.

— А что будет с военными, с которыми мы волей случая оказались в одном грузовике? — поинтересовался я.

— Да никакие они не военные, — принялся разливать кофе майор. — Это либо повстанцы, либо обычные бандиты, пользующиеся неразберихой в стране в своих разбойничьих целях. Мы здесь с такими особо не церемонимся: времени просто нет выяснять, кто такой да по какой причине взял в руки винтовку. Наш заслон обслуживает ведь довольно большой участок западной части Мозамбика, и за день у нас подобного рода нарушителей скапливается немало, — подвинул он мне исходящую паром кружку. — Ночь задержанные проводят в специальном изолированном помещении, а по утрам отправляем их автобусом в Чигубо — там создано что-то вроде пересыльного лагеря, — пояснил офицер, сверкнув белоснежными зубами.

— Откуда вы так хорошо знаете русский язык? — не выдержал дядя.

— Два года отучился в Академии Фрунзе в Москве, — приосанился Иркезе, — потом еще полтора года стажировался в Академии пограничных войск. Да, незабываемые были времена, — пустился он в воспоминания. — Веселые вечеринки устраивали, по набережной Москвы-реки гуляли, мороженым потрясающим угощались…

— Здесь, наверное, такое мороженое вряд ли достанешь? — решил я сменить тему.

Майор ответил красноречивым взглядом: об этом, мол, не стоит даже мечтать.

— А много мимо вас иностранцев за день проходит? — не отставал я. — Ну, типа нас с дядей?