Книга Кровь времени - Максим Шаттам

Марион устала; в течение всего октября она была парализована страхом — за ней следили. Те, кто хотел заткнуть ей рот, вышли на след. Желая припугнуть ее, эти могущественные и хорошо организованные силы подослали мотоциклиста, который ожидал женщину на парковке в подвале ее же дома. В тот момент они еще не подозревали, что она поддерживает контакт с ДСТ, но теперь-то ситуация наверняка изменилась. Враги преследуют ее и используют любую возможность, чтобы ее отыскать. Если все это так, теперь они будут вести себя значительно жестче, признала Марион. Больше не станут рисковать, пойдут ва-банк и ликвидируют ее. ДСТ взяла на себя задачу отыскать для нее затерянный уголок, чтобы о ней забыли, до тех пор пока судебной полиции не понадобятся ее свидетельские показания. Если теперь вообще до этого дойдет… Да, в сомнительной ситуации она оказалась. «Что же я наделала?!» Марион схватилась за голову. Есть ли у нее выбор? Ей надо по-прежнему ждать, пока ДСТ подаст знак. Да, пожалуй, так лучше всего! И у нее все еще остается книга, которая поможет ей убить время.

Если как следует подумать, вся эта история по меньшей мере дурацкая. Она буквально живет расследованием, которое происходило более семидесяти лет назад. Немного терпения, и за одно утро она отыскала бы в интернете дополнительную информацию об этом деле. Даже выяснила бы, чем все кончилось. И лишила бы себя удовольствия узнать об этом из самого дневника… Нет, она хочет дочитать его, дойти до конца истории — в том порядке, как предусмотрел автор. Неожиданно желудок Марион сжался от испуга: а что, если дневник обрывается на полуслове, что, если у истории нет окончания? Ну что ж, тогда она придумает, как получить доступ в интернет, и сама выяснит правду. Раз уж нашлась статья в «Пти журналь», наверняка имеются и другие следы этой истории где-нибудь в английской прессе того времени. В интернете должны быть архивы британских газет.

А что если убийца детей все еще жив? Марион спросила себя, что она сама сделала бы, доведись ей с ним встретиться. Сейчас он уже глубокий старик… Она сообщит о нем в полицию, уж в этом у нее нет ни малейших сомнений! Но ведь прошло столько времени… Не истек ли срок давности у этого преступления? Наверное, для кровожадного убийцы невинных детей такого срока быть не может.

Чтение развлечет ее, унесет подальше отсюда, ото всех неприятностей. Марион оделась потеплее; как и накануне, приготовила сандвич и положила в рюкзак свернутое одеяло. Поздним утром вышла из дому и вновь поднялась на вершину горы, в сердце аббатства; отыскала Рыцарский зал.

Зал был полон теней, столь же элегантных, сколь и таящих угрозу. Эта обстановка казалась идеальным фоном для ее воображаемого путешествия. Марион приближалась к концу дневника, количество страниц, которые ей осталось прочитать, все уменьшалось, а темп чтения возрастал. Она развернула одеяло под выбранным ею окном и приготовилась покинуть XXI век. Когда она перевернула страницы черной книги, ей показалось, что открылась дверь в другой мир. Слова сложились в магическое заклинание; Марион первые фразы произнесла вслух — медленно, наслаждаясь их звучанием, а затем стала читать быстрее. Мон-Сен-Мишель исчез; ярко вспыхнуло африканское солнце, экзотические запахи наполнили воздух… Шум минувшей эпохи зазвучал всюду вокруг нее…

41

В шесть утра Джереми Мэтсон бесцельно плелся вдоль подножия крепостных стен цитадели Саладина.[78]Неподалеку виднелись два высоких минарета мечети Мехмета Али;[79]они напоминали две свечи и как будто следили за тем, чтобы хоть немного света падало на затененные городские улочки. Детектив стер ноги в кровь, потому что бродил уже довольно долго. На душе у него было тяжело. Он пересек несколько кварталов, пробираясь по кривым улочкам, где было так тесно, что трое не прошли бы плечом к плечу. Добрался до менее тесной, менее таинственной части Каира, перешел через несколько прямых и роскошных проспектов, не уступающих по ширине Елисейским полям. Еще слишком рано для интенсивного автомобильного движения. Через два-три часа непрерывный гул моторов заглушит шелест ветра и шум уже начавших работать ремесленников.

Мэтсон мысленно анализировал все этапы расследования: искал ошибку, какое-нибудь слабое место. Кеораз должен быть повержен! Да, сначала Иезавель этого не поймет. И, конечно, возненавидит его за то, что он вскрыл ужасную сторону личности ее мужа. Однако со временем ей все станет ясно и она примирится с истиной. А с пониманием реального положения дел в корне переменится и ее отношение к тому, кто раскрыл людям глаза, — то есть к нему, Джереми. Иезавели придется быть сильной, а он будет рядом, подставит ей плечо, чтобы помочь, не дать упасть. Станет держать ее за руку, тайком следовать за ней — долго, сколько понадобится. И ничего не попросит взамен.

Да, она по своему обыкновению будет с ним сурова, нетерпима и даже жестока, иногда просто невыносима. Все это лишь проявления защитного инстинкта, заставляющего ее бороться с чувством. Не мог он поверить, что их любовь переродилась во что-то иное, тем более ненависть. На самом деле в глубине души Иезавель испытывает к нему нежность, и именно это заставляет ее беситься. Нежность переполняет ее при каждой встрече с ним, и она отыгрывается на нем за это неуместное чувство. Ему придется быть столь же терпеливым, сколь и любящим, поддержать Иезавель в ее беде.

Тут наконец он осознал, что только что почти пересек площадь Саладина и находится под стенами тюрьмы. Небо за цитаделью посветлело. Пламя факелов колебалось в сухом утреннем воздухе с яростным треском, эхо его металось среди высоких стен внутреннего двора. Джереми остановился и закрыл глаза; порылся в кармане брюк, достал пачку сигарет. «Сколько их там? — спросил он себя, вдыхая табачный дым и глядя на здание тюрьмы. — О чем они думают в эти самые минуты? В то время как я измеряю шагами площадь, они покидают камеры, зная, что это их последние шаги, их последний восход, что они оставляют жизнь, так как не смогли приспособиться к обществу, которое навсегда отреклось от них».

Вот он спокойно продолжает курить, а их уже больше нет. Теперь они лишь неподвижные тела, изрешеченные пулями. Приговоренных к смерти казнят при торжественном молчании раннего утра, почти в безвестности, как будто общество стыдится того, что вынуждено осуществлять подобное наказание.

Позади трамвайных путей, сразу за многоквартирным домом, частично заслоненным тюрьмой, простиралось гигантское кладбище. По площади оно равнялось пяти кварталам Каира. Здесь поколение за поколением хоронили жителей и жительниц города; здесь они покоились в полном забвении. Все эти мужчины сами некогда останавливались на минутку, чтобы подумать о смерти других людей; всем этим женщинам приходилось оплакивать кончину того или иного человека.