Книга Вор под кроватью - Лоуренс Блок

Мейпс знал, к чему всё идёт, но в тот момент всё равно скривился. Мне было более интересно следить за реакцией зала, однако лишь некоторые головы повернулись в сторону доктора.

— Что же, Кукаров сделал прекрасный выбор. Его спаситель работал в области пластической хирургии много лет и имел отличную профессиональную квалификацию. Он специализировался на носах, подбородках, липосакции бёдер и ягодиц — всё, что нужно, чтобы на его столе всегда стояла икорка, а внешность богатых мира сего хотя бы капельку облагородилась. К тому же он часто работал с пострадавшими от ожогов и с детьми, родившимися с лицевыми травмами. Многие из его юных пациентов (скорее их родители) не имели возможности заплатить, но наш доктор всё равно помогал им — просто ради общественного блага.

Я бросил взгляд на Марти — он казался искренне удивлённым. Никто, хотел я сказать ему, не в силах оставаться говноедом двадцать четыре часа в сутки — это слишком изматывает.

— Наш доктор связался с тем, что принято называть криминальным элементом, уже давно, — продолжал я. — Не знаю, зачем ему это понадобилось. Может быть, преступники интересовали его с точки зрения психологии? Многие из нас разделяют подобное увлечение. А может, всё гораздо проще — доктор не отличался большой разборчивостью и работал на тех, кто платил. А преступники, как известно, платят хорошо, да ещё наличкой, — лишний доллар никому не помешает, особенно когда его не надо декларировать.

Правительственные чиновники старались сохранять равнодушные лица, но это им плохо удалось; я видел, как в глазах обоих зажёгся азартный огонь охотников.

— Что ж, началось всё с малого. Ну, вынул несколько пуль, зашил раны, не сообщая об этом в полицию, как следует по закону. Возможно, потом выписал пару-тройку свидетельств о смерти от сердечного приступа. В принципе в этом случае даже врать не надо. Если кто-либо перережет вам горло или влепит пулю в лоб, сердце ваше перестанет биться. Кто поспорит, что вы умерли не от этого?

Конечно, его квалификация была гораздо выше, чем мелкие услуги, которые наш доктор оказывал местной мафии, так что рано или поздно его должны были привлечь к чему-то большему. И привлекли. Репутация его крепла — репутация человека, к которому можно обратиться, чтобы до неузнаваемости изменить свою внешность. Пациенты платили за его услуги огромные деньги, наличные деньги, которые к тому же не вычитали из собственного налогооблагаемого бюджета. Да, и ещё: больных не помещали в стационар, все операции происходили в офисе доктора, так что ни лишних свидетелей, ни лишних ртов у него не было. В принципе пластическая хирургия лица не предполагает тяжёлых осложнений, но если такое случилось бы — что ж, можно было выписать ещё одно свидетельство о смерти. Но всё шло гладко, и очень скоро доктор взял ипотеку на прекрасный дом в Ривердейле и скопил прелестный, хоть и не слишком большой наличный капитал.

Ещё несколько голов повернулись в сторону доктора. Теперь даже самые несообразительные поняли, что виновником сегодняшнего торжества я назначил нашего хозяина.

Ну так зачем ходить вокруг да около?

— Однажды, — объявил я, — по рекомендации друзей из преступного мира к доктору Крэнделу Мейпсу пришёл ещё один гость. На нём был светлый парик, брови выщипаны и покрашены, борода сбрита, но гость хотел большего. Ведь собственное лицо ему уже изрядно надоело.

Доктор согласился помочь новому пациенту, и они обговорили цену. Затем Мейпс сделал несколько фотографий, как всегда перед операцией, запечатлев пациента с разных ракурсов. Он изучил фотографии, наметил план будущих изменений и начал колдовать над лицом человека по имени Валентин Кукаров.

— Это клевета! — заявил доктор. — Вы пытаетесь оклеветать меня перед целой комнатой свидетелей.

— Знаете поговорку, доктор: «Хвастовство — не хвастовство, если это правда». То же самое относится и к клевете.

— Вы ничего не сможете доказать! — Доктор вскочил на ноги. — Сплошные бездоказательные заявления. Злословие, чистое злословие. Я не стану сидеть тут и слушать этот бред. — Он сделал несколько шагов к двери, ведущей почему-то в столовую.

Далеко Мейпс уйти не смог. Два чиновника неторопливо встали, а копы чуть ли не за руки взялись с мордоворотами, лишь бы не выпустить его. Это затормозило доктора, и тут Кваттроне негромко произнёс:

— Сядь на своё место, Мейпс.

— Операции, — продолжил я как ни в чём не бывало, — прошли успешно. Доктор Мейпс изменил Кукарову форму носа и линию челюсти. Он слегка сгладил скулы, чтобы придать пациенту менее славянский вид, и, подтянув то, что начинало свисать, скинул Кукарову десять-пятнадцать лет. Он также убрал маленький шрам над верхней губой — одну из особых примет Кукарова. В Латвии о шраме никто не знал, так как Кукаров скрывал его под бородой, но в Америке он стал особенно заметен. Доктор выкинул русый парик, изменил линию роста волос и бровей с помощью комбинации электролиза и хирургии и велел своему пациенту красить волосы и брови в светло-каштановый цвет, чтобы привлекать как можно меньше внимания. Кроме того, — я выразительно взглянул на Мейпса, который сверкнул мне в ответ глазами, — даже самый хороший парик всё равно остаётся париком, и рано или поздно кто-то да заметит это… и начнёт гадать, как обладатель искусственной шевелюры выглядит без неё?

— Короче, приятель, — проворчал Рэй, — доктор изменил его физиономию, и что же было дальше?

— Дальше он опять сделал серию снимков, — сказал я, — получил полный расчёт и сердечно попрощался с Чёрным Бичом из Риги.

— Извините меня, — раздался негромкий голос латвийского дипломата. — Я не могу поверить, что Кукаров разрешил Мейпсу оставить у себя фотографии.

— Ну конечно нет! Он ведь всегда панически боялся фотографироваться, а теперь, с новым лицом и новой жизнью, уличающие его снимки были ему совсем ни к чему.

— А!

— Но Мейпс настоял на том, чтобы сделать их, — объяснил я. — Они были необходимы для работы, пока шла перекройка лица. Ведь серия операций длилась много месяцев, и доктор должен был отслеживать прогресс. Ну а последние он сделал специально для пациента, чтобы они вместе могли сравнить «до» и «после» и решить, достаточно ли радикальными были изменения.

— Вообще-то это стандартная процедура, — встрял Мейпс. — Все хирурги так делают.

— Да, именно это вы и сказали Кукарову. И он позволил вам сфотографировать его, поскольку вы поклялись уничтожить снимки сразу после окончания операций, все до единого.

— Да, он настаивал.

— Верно, как настаивали до него и другие. И вы согласились, как соглашались и раньше. Но слово своё не сдержали, так? Четыре фотографии, лицо анфас и в профиль, «до» и «после». Как и всех остальных ваших пациентов, доктор, нелегалов и криминальных элементов…

Мейпс болезненно скривился, а затем выпалил, что такие фотографии — лучшая рекомендация для него и что во время операций он сталкивается с интересными проблемами и извлекает для себя много полезного на будущее.