Книга Змей - Клайв Касслер

* * *

Внутри пирамиды находилось внушительных размеров помещение. Вдоль стен тянулись стеклянные витрины, за которыми виднелись бесценные маски из желто-зеленого жадеита. Середину одной из стен занимал огромный телеэкран. Алкон наблюдал за последними минутами жизни Гонсалеса и его сотоварищей по команде.

— Не хочешь ли посмотреть повтор, Гусман? — спросил он человека со шрамом на правой щеке, попыхивающего сигарой.

— Погляжу позже, в сводках спортивных новостей, сэр.

Алкон нажал невидимую кнопку, и экран погас.

— Только не говори, что потерял интерес к игре.

— К матчам по крикету я пока не готов, сэр, — ответил Гусман, делая глоток бренди. — Игры стали какими-то короткими, утратили яркость.

Алкон взял сигару из портсигара тонкой кожи с золотым тиснением и смотрел теперь на собеседника сквозь облако дыма. Ответ Гусмана его ничуть не удивил. Миллиардер знал человека со шрамом с рождения. Еще тогда отец Алкона назначил этого парня телохранителем сына. Бесхитростная натура Гусмана была полной противоположностью макиавеллиевскому складу ума Алкона.

— Ты прав, — продолжал миллиардер. — Жалкая беготня девальвирует саму идею игры, вселяет страх и покорность в моих последователей вместо гордости за культурное прошлое.

Алкон нажал кнопку на телефонной консоли.

— Пусть команда победителей выстроится так, чтобы я мог их видеть, — приказал он и прошел в стеклянный кабинет, где находилось несколько винтовок и пистолетов. Миллиардер выбрал винтовку с оптическим прицелом. — Идем, Гусман.

Они вышли на затемненный балкон, откуда открывался вид на весь комплекс. Победители стояли на ярко освещенном игровом поле. Алкон прицелился, и один за другим прозвучали три выстрела. На траве остались лежать три неподвижных тела.

— Знаю, ты предпочитаешь винтовки австрийского производства, — говорил Алкон, любуясь результатами своего труда. — А вот мне всегда везло с английским оружием.

Гусман с сардонической усмешкой взглянул на поле и заметил:

— Полагаю, контракт с ними расторгнут.

Алкон рассмеялся. Они вернулись в кабинет.

— Приношу свои извинения, Гусман. Мне следовало бы помнить, что человек, потопивший одной рукой самый роскошный океанский лайнер, не может не утратить интереса к кровавым видам спорта. И также я должен извиниться за то, что слишком долго не посвящал тебя в свои планы. Сегодня ты явился в наше «святая святых» не для того, чтобы посмотреть на спортивное представление. Ты должен первым узнать о моем видении будущего.

— Я польщен, дон Алкон, — ответил Гусман, слегка поклонившись.

— Я посвящаю заветную мечту своему выдающемуся предку — основателю братства, — торжественно произнес Алкон, указав на огромный портрет в золоченой раме.

Картина была выполнена маслом в стиле Эль Греко. Только отличалась, пожалуй, тем, что лицо изображенного не было вытянуто и уши подчеркнуто не торчали. Монах с тонзурой и в темной одежде священника. Лицо очень бледное, губы ярко-красные. Серые глаза блестят, будто в них отражается пламя. Задний фон темен, только в углу видна фигура сжигаемого на костре.

Из всех членов братства один Гусман не был ни испанцем, ни латиноамериканцем. На свет он появился в результате незаконной связи немецкого пилота, сражавшегося в Испании, и датчанки, служившей в доме Алкона. Пилот погиб на войне, а служанка покончила с собой. Старик Алкон вырастил мальчика и взял на себя заботу о его воспитании, хотя мотивы им руководили вовсе не альтруистские. Он понимал, что один беззаветно преданный человек стоит целой толпы людей, которых просто связывают общие интересы. Хозяин дал сироте новую фамилию — Гусман — и отправил в лучшие школы. Потом, когда пришло время, нанял для воспитанника особых учителей. Они обучили парня боевым искусствам и умению владеть различным оружием. Впервые Гусман убил человека во время дуэли на шпагах. Тогда он и получил шрам на щеке. Надежды старого Алкона оправдались — из Гусмана получился по-настоящему преданный последователь и талантливый убийца.

— Помнится, ваш отец говорил, что Перес был очень простым человеком, — сказал Гусман.

— Скорее, фанатичным нигилистом. Славный архидьякон основал «Братство священного меча истины», потому что считал, будто Торквемада слишком мягок по отношению к еретикам. К счастью, — с улыбкой продолжал Алкон, — при всей своей преданности делу он отдавал должное телесным утехам. Иначе рода Алконов вообще не существовало бы. Кроме того, религиозный пыл не мешал старику Пересу присваивать собственность осужденных. И все же именно он сформировал цели и задачи братства.

Гусман процитировал устав братства:

— "Первейшая задача братства — уничтожать все улики, свидетельствующие о контактах между Старым и Новым Светом до Колумба".

— Это и сейчас остается нашей главной задачей, однако я собираюсь внести кое-какие изменения.

— Изменения, сэр? — удивился Гусман.

В глазах членов братства устав был равноценен Святому Писанию.

— Не удивляйся. Братство и раньше вносило коррективы в свои задачи. Мы возникли как религиозная группа, а превратились в террористическую организацию, чья цель — защищать испанскую корону. Мы хорошо выполняли свою работу. Братство уничтожило доказательства контактов двух миров в доколумбов период и таким образом не позволило усомниться в учении церкви и непоколебимости трона, а также не дало шансов другим странам претендовать на богатства нашей страны. Вот почему всякое сомнение в значимость подвигов Колумба — серьезное преступление. Будучи подростком, я, помнится, спрашивал отца — почему все это имеет значение до сих пор, ведь ни Фердинанда, ни Изабеллы давно нет на свете, да и Испания больше не обладает таким влиянием в мире.

— "Важна не просто идея, — снова процитировал Гусман, — а чистота идеи".

— Ты хорошо помнишь уроки отца. То же он вбивал и в мою голову. Только следуя нашей священной цели, мы можем сохранить единство рядов. Нас объединяет великое дело: благодаря братству Колумба считают почти святым. Даже сейчас ученые, пытающиеся отклониться от точки зрения наших средневековых братьев, рискуют карьерой.

— Ваш отец был мудрым человеком.

— Мудрым — да. Однако его чрезмерная преданность прошлому привела к ослаблению братства. Мы начали превращаться просто в какую-то испанскую мафию. Если братство намерено просуществовать еще пятьсот лет, нужно сжечь мосты. Мы не должны защищать несуществующее могущество несуществующего государства. Нужно закладывать фундамент новой империи. Нас будет вдохновлять Кецалькоатль — Пернатый Змей майя, который возвращается в разных образах, дабы начать новую эру. На этот раз он возродится в образе Сокола.

— Не понимаю.

— Мы продолжаем скрывать факт контакта между Старым и Новым Светом в доколумбовы времена, чтобы дать испанцам возможность гордиться своим наследием. Если в средствах массовой информации появятся слухи о том, что культура стран Латинской Америки пришла из Европы, Китая или Японии, это сильно преуменьшит достижения нашего народа и отбросит его на задворки истории. Но во мне течет и кровь майя. Я не только испанец. Я еще и индеец! Я — наследник двух великих цивилизаций. Для меня сама мысль о том, что великая культура моего народа была импортирована чужестранцами, недопустима. Нельзя, чтобы все считали ольмеков, майя, инков дикарями, которые якобы создали чудеса архитектуры, гениальную астрономическую науку, великолепные произведения искусства после того, как их обучили азиаты и европейцы. Дети Латинской Америки должны знать: их предки достигли величия благодаря собственным талантам. Сейчас необходимо возродить нашу былую славу и занять достойное ведущее место в цивилизации двадцатого века.