Книга Эми и Исабель - Элизабет Страут

Эми взглянула на нее, не очень-то веря сказанному. Но стала вспоминать контору. Она скучала по Бев, скучала по ленивой шутливой перебранке между работницами.

— И что, сильно напрягает? — спросила Эми неприязненно.

По телевизору началась другая передача, Исабель теперь все чаще смотрела телевизор. Когда новости заканчивались, вместо того чтобы, как раньше, выключить телевизор, она смотрела все подряд. Эми со скучающим видом сидела обычно в уголке дивана с ногами. «Убери ноги с дивана, ради бога», — говорила Исабель, и Эми чуть отодвигала ноги.

В руках Исабель мелькали спицы, она вязала коврик, иногда посматривая из-под очков на носу на инструкцию в журнале, раскрытом на маленьком столике. Она сидела, положив ногу на ногу, и все время качала одной ногой. Мало того, между взглядами на моток ниток и журнал она успевала вполглаза смотреть передачу.

Эми от всего этого тошнило. Глупые очки с половинками стекол, качающаяся нога, показное презрение к дурацкой передаче, хотя было очевидно, что Исабель интересно смотреть.

— Ужасная обстановка, — отвечала Исабель. — Когда Дотти Браун и Ленора идут в туалет выпустить пар, что тут хорошего?

Эми поковыряла между пальцев на ноге и взглянула на мать настороженно:

— Как это «выпустить пар»?

Исабель спустила петлю.

— В прямом смысле.

Эми вздернула голову:

— Ты шутишь?

— Нет, не шучу.

— Они подрались в туалете?

— Боюсь, что так.

— Таскали друг дружку за волосы?

Исабель нахмурилась:

— Ох, Эми, упаси боже, нет же.

— Тогда что они там делают, объясни.

— Да уж ничего хорошего.

— Да ладно, мам. — Она вспомнила бывших сотрудниц и сказала, помолчав: — Не могу представить себе, чтобы Ленора кого-то лупила.

— Никто никого не лупил, — ответила Исабель. — Дотти решила, что Ленора ее оскорбила. А Ленора чересчур серьезно относится к этой истории с НЛО, скажу я тебе. Так что в дамской комнате Дотти вышла из себя и шлепнула Ленору по руке.

— Шлепнула — и только-то? — Эми была разочарована.

— А Ленора в ответ плюнула на нее.

— Да ну?!

— Это что я слышала, — Исабель подняла брови, — я там свечку не держала.

Эми обдумала сказанное.

— Черт знает что, — заключила она. — И знаешь, что я об этом думаю?

— И что? — спросила Исабель устало. Безразличие в ее голосе оскорбило Эми.

— Ничего, — ответила она.

Ночью полил дождь. Он начался вкрадчиво, так вкрадчиво, что сначала казалось, он падает не с небес, а просто появляется в потемневшем воздухе. Человек, выглянувший из двери гостиничного бара на Фабричной улице, помахал рукой перед лицом несколько раз, будто смахивая паутину. Уже к утру дождь стучал равномерно и нежно по открывшимся листьям кленов, дубов и берез. И люди, преимущественно старики, и те, кто побеспокойней, помоложе, просыпающиеся обычно часа в три утра и не ложащиеся, пока небо не посветлеет, задавались вопросом, что это за звук? Они опирались на локти, садились, держась на спинки кроватей (что там такое? — ну да, дождь пошел), и укладывались обратно, встревоженные или довольные, в зависимости от того, как они относились к грому и молнии, потому что намечалась буря — невиданная, климатически совершенная после бессмысленного лета с его непереносимой духотой.

Небо треснет, разойдется дыра в нем, и, сталкиваясь, изменятся огромные массы пространства, как будто сама Вселенная забьется в муках или в разрушительных землетрясениях. Но вместо вселенских потрясений дождь шел безостановочно, стуча по крышам домов и автомобилей, по тротуарам, и те, кто проснулся ночью, снова уснули и спали глубоким сном, потому что небо просветлело только под вечер. К утру собрались лужи под водостоками, скопились небольшие лужицы в ямках на гравии подъездных дорожек. Дождь был сильным и, не оставляя ни просвета между струями, гремел по перилам, по крылечкам. Люди завтракали под люстрами или включали на кухне люминесцентные лампы. Кому-то это напоминало ранние утренние пробуждения, когда надо было до свету встать, отправляясь в путешествия. Казалось, что утро настало раньше времени, хотя никто никуда не собирался в это сумрачное августовское утро, разве что на работу.

Исабель тоже проснулась ночью и тоже потом уснула крепким сном. Но теперь, уже пробудившись и хлопоча на кухне, окна которой не пропускали света из-за дождя, она чувствовала себя вялой или оглушенной, как если бы находилась под действием принятого с вечера снотворного. Она сидела, грея руки о чашку с кофе, и думала: как странно, что она крепко спала, заснув с тревожными мыслями. Как странно было сидеть в раскаленной машине вчера с Дотти и Бев, а затем у Дотти на кухне, как это было необычно.

Странно было думать об Эйвери Кларке, проснувшемся сейчас в дачном домике на озере Наттетук. Странно было думать, что мать и отец умерли и что, возможно, тот же самый дождь льет на их могилы, до которых всего два часа езды; что она выросла на маленькой ферме, которая давно уже принадлежала другой семье.

Странно было думать, что дочь спит сейчас в постели, разметав по простыне совершенно взрослые руки и ноги, а многими, многими утрами (как казалось тогда) маленькая Эми просыпалась раньше Исабель и, топоча глянцевыми ножками, бегала по комнате в пижамной кофточке и в подгузнике, провисшем от влаги. Потом она терпеливо стояла у изголовья, такая маленькая, что ее голова была вровень с кроватью, и ждала, пока Исабель откроет глаза. Как странно, будучи некрасивой самой, обзавестись красивой дочкой.

Тут Исабель быстро допила кофе. Ей нужно было взбодриться, собраться на работу. Когда она ставила чашку в раковину, то разглядывала в окно темные стволы сосен, блестящие под дождем, начиная сознавать: эти бессмысленные, странные «странности» беспокоили ее с раннего утра.

— Что это? — спрашивала она себя, осторожно ставя кофейную чашку, затягивая пояс халата.

Не то чтобы ей хотелось идти на работу (зачем, когда все там сошли с ума, а Эйвери был в отпуске?), но все же было некое, ну, скажем, не «рвение», это слишком сильное слово, а просто желание принять душ, одеться, выйти из дома, как будто есть место, где ее ждут.

И было ясно как божий день: Бев и Дотти стали ее подругами. Каждый раз, когда Дотти проходила мимо стола Исабель, она наклонялась и слегка касалась рукой плеча Исабель. В обеденное время Толстуха Бев занимала Исабель место в столовой, кивком подсказывая, что Исабель должна сидеть именно на этом стуле, а однажды, сев между Бев и Дотти, Исабель обнаружила, что ее ждет угощение.

— Пора откормить вас обеих, — проворчала Толстуха Бев, — вообразим, что у нас пикник.

И она расставила на столе сваренные вкрутую яйца, соленые огурцы, морковь, жареную курицу, две небольшие упаковки печенья и три коржика в провощенном бумажном пакете.