Книга Отморозок 2 - Андрей Владимирович Поповский

оглядываясь на историчку, которая находится сейчас прямо у него за спиной. Видать хочет списать, но боится попасться. Все это я уловил буквально за несколько секунд, пока шел к столу с разложенными на нем билетами. Я не стал долго гадать, и просто выбрал первый попавшийся, назвав комиссии громко номер билета.

— Билет номер двенадцать.

— Бери билет, чистый листочек и иди готовиться, — кивнул мне Георгий Романович.

Я, не отходя от стола, мельком глянул содержимое билета. Первый вопрос касался причин революции 1905–1907 годов, «Кровавого воскресения» 9 января 1905 года, и возникновению всеобщих стачек в России. Историю я всегда любил и знал хорошо, и тема революции 1905 года не вызывала у меня никаких затруднений. Сейчас, прямо влет, я им такое могу порассказать, о чем в нынешних учебниках не пишут. А вот второй вопрос касался двадцать шестого съезда КПСС, и здесь я отчаянно плавал. Никогда не любил темы съездов, пленумов и всяких там решений партии. Помню в институте предмет «История КПСС» был одним из самых нелюбимых, я кое-как получил по нему трояк и перекрестился, забыв и думать о съездах и пленумах Коммунистической партии. Вот и сейчас я помню только, что двадцать шестой съезд был последним торжественным съездом, прошедшим еще при жизни Брежнева. Там, по идее, ничего особого произойти не могло. Сначала рассказывали как здорово выполнили решения двадцать пятого съезда, сколько стали выплавили, домов построили, собрали пшеницы, а потом утверждали новый пятилетний план на период с 1981 года по 1985. В общем, скукота. Вот на двадцать седьмом съезде уже пойдет жаришка. Мишка Меченый уже год был у власти. На съезде он обрушился с критикой на годы правления Брежнева, назвав их эпохой застоя. Там же обозначился и алкаш Ельцин, выступив с речью о недопустимости вмешательства партии в хозяйственные вопросы и осторожно покритиковав партийную номенклатуру. Это будет самое начало провозглашенной чуть позже Перестройки, положившей начало развалу страны. Ладно, сколько ни сиди, не готовься, больше, чем я знаю сейчас, я из пальца не высосу, поэтому я набрался наглости и сказал

— Готов отвечать без подготовки.

— Ну что же, дадим Костылеву возможность ответить вне очереди?

Директор посмотрел на сидящих рядом завучей и на Татьяну Викторовну, с которой у меня были очень хорошие отношения. Все кивнули, соглашаясь, и я начал отвечать на первый вопрос. Как я и думал, никаких проблем у меня с ним не возникло: я минут за семь-восемь кратко пробежался по причинам возникновения революционной ситуации в России 1905 года, затронул Русско-японскую войну, рассказал о «Кровавом воскресении» и о роли провокатора отца Гапона в расстреле мирной демонстрации. Татьяна Викторовна кивала и сияла, полностью удовлетворенная моим ответом. Она встала рядом с остальными членами комиссии, которые тоже, ориентируясь на историчку, многозначительно кивали, показывая, что они в теме. Пришла пора второго вопроса. Я, правильно назвав только дату начала и завершения съезда, дальше понес такую чушь, что у Татьяны Викторовны просто глаза вылезли на лоб. Я говорил очень уверенно и убедительно, называя взятые с потолка цифры выполненного пятилетнего плана, перечислял отрасли, которые справились лучше всех, «цитировал» Брежнева, в общем, с умным видом нес совершеннейшую пургу. Понимала это только историчка, а остальные члены комиссии, по привычке, продолжали только кивать с умным видом. Когда я закончил, воцарилась тишина. Татьяна Викторовна и не знала, что сказать и как оценить совершенно проваленный мной второй вопрос, когда раздался голос Георгия Романовича.

— Ну что же, молодец Костылев, историю ты знаешь на отлично. Предлагаю поставить за экзамен Костылеву пятерку. — Он вопросительно посмотрел на географичку и физичку, и те одобрительно забухтели.

— Да, все было довольно четко и убедительно.

— Костылев вполне достоин пятерки.

Татьяна Викторовна беспомощно заморгала и посмотрела на меня. Я чуть пожал плечами и сделал умоляющие глаза. Наконец, она, после паузы, сказала.

— Я тоже за оценку, отлично.

Я вышел из кабинета, и ко мне сразу же бросились одноклассники.

— Юрка, а ты что, так быстро? Срезался?

— Нет, я уже сдал, — едва сдерживая улыбку, ответил я.

— Да ладно! А что получил?

— Пятерку.

— Ну ты красава! Отбей! — Игорь Ким вскинул руку навстречу мне, и я звонко отбил ему ладошку своей пятерней.

— Я следующий, — не слушая возражений, Игорь открыл дверь и вошел внутрь.

* * *

В нашей команде бойцов сегодня всего двенадцать человек. К нам, кроме ребят, тренирующихся у меня в подвальном зале торгового техникума, и самбистов, приведенных Ваней ранее, присоединился еще восемнадцатилетний Расул Газданов, тоже наш самбист с Динамо. Мы провели еще три совместных тренировки по отработке действий малыми группами, и настроение у всех было сосредоточенно-боевое. Стрелка была назначена на большом пустыре на окраине города. Предварительно, на встрече представителей от обеих сторон, было уговорено, не использовать на стрелке никаких подручных средств и биться только «по честному», то есть безоружными. Количество приведенных бойцов никак не оговаривалось и оставалось на усмотрение сторон. Представителями от нас поехали: Ваня и Игорь Семенов. Меня туда ехать отговорили, чтобы не дразнить гусей. Сегодня я чувствовал себя легко и свободно. Ребро меня уже почти не беспокоило, хотя надо будет в драке поберечься, ведь через две недели у меня третий бой на тотализаторе и не хотелось бы перед этим боем снова травмироваться. Тима тогда меня просто убьет. Да, я и сам не хотел бы повторять опыт предыдущего боя и выходить на поединок в плохой форме.

Мы с Ваней, после того, как было назначено место стрелки, съездили туда и хорошенько его осмотрели на предмет путей подхода, отхода и возможных подвохов. Пустырь был окружен с одной стороны лесопосадкой, а с другой стороны развалинами. До дороги и следующих за ней жилых построек было минут семь-восемь ходьбы, так что никто не должен был нам помешать. Походив вокруг, ничего криминального мы не нашли, и решили, что кто-нибудь из наших приедет туда пораньше и незаметно покрутится поблизости, отмечая все интересное, что будет происходить перед стрелкой. Кем-нибудь, кто все разведает, вызвался быть Сашка Петров. Он должен был приехать на несколько