Книга Подкидыш - Филиппа Грегори

Фрейзе перекинул ноги на безопасную сторону и спрыгнул на землю, а оборотень, встав на четвереньки, некоторое время прислушивался, а потом ушел в свое убежище у дальней стены. Там он покрутился несколько раз на месте, как собака, и лег спать, свернувшись в клубок.

Ишрак посмотрела на луну: завтра полнолуние. Завтра жители деревни будут уверены, что оборотень полностью вошел в силу и пора его убивать. Как же это существо сможет противостоять им?

* * *

Делегация из деревни прибыла уже с раннего утра. Крестьяне уважительно, но твердо заявили следователю, что не желают более откладывать исполнение справедливого приговора. Оборотня нужно незамедлительно казнить, и нет никакого смысла в бесконечных допросах свидетелей и записывании их ответов на вопросы следователя. Все жители деревни придерживались единого мнения: сегодня в полночь, когда взойдет луна, нужно собраться во дворе гостиницы у медвежьей ямы и посмотреть, что будет происходить с оборотнем, а потом убить его серебряной стрелой.

Лука беседовал с крестьянами во дворе, с ним пришли также Изольда и Ишрак. Фрейзе, ночью никем, кроме Ишрак, не замеченный, преспокойно чистил на конюшне лошадей и внимательно прислушивался к каждому высказыванию. Брат Пьетро остался наверху, дописывая отчет.

Из деревни в гостиницу пришли трое: Ральф Фейрли, отец того мальчика-пастушка, деревенский староста Уильям Миллер и его брат. Все они были совершенно уверены, что сегодня в полночь оборотень предстанет в своем волчьем обличье и тогда надо его убить и положить конец расследованию. Они сказали, что кузнец уже вовсю трудится у себя на кузне, изготавливая серебряный наконечник для стрелы.

– Мы уж и могилу для него копать начали, – сообщил Луке и девушкам деревенский староста. Это был толстенький краснолицый человек лет сорока, весьма напыщенный и самоуверенный, как и положено такому значимому лицу. – Мне совершенно точно сообщили, что оборотней надо хоронить, соблюдая определенные предосторожности, иначе эта тварь снова ожить может. А потому, чтоб он уж наверняка из могилы не встал, чтобы он в ней даже пошевелиться не мог, я велел выкопать для него могилу у скрещения дорог. А перед тем как его похоронить, мы ему в сердце еще и осиновый кол вобьем и всю могилу «волчьей отравой» засыплем. У нас одна хорошая женщина много лет эту отраву выращивает. – И он закивал, словно желая заверить Луку в правдивости своих слов. – Серебряная стрела, осиновый кол в сердце и «волчья отрава» в могиле – вот как все это надо сделать!

– Я думал, что только неупокоенных хоронят у скрещения дорог, – с некоторым раздражением сказал Лука. – Только живых мертвецов.

– Ну да, только почему бы не проявить лишнюю предусмотрительность? – сказал староста, абсолютно уверенный в правоте собственных суждений. – Почему бы не сделать все как полагается, раз уж он наконец пойман? Я думаю, что все-таки надо его прямо сегодня в полночь и убить. Как раз и серебряный наконечник для стрелы готов будет. Для нашей деревни это окажется довольно значительное событие, и сам я непременно туда приду. Полагаю, что именно мне стоит торжественно вручить лучнику стрелу с серебряным наконечником, а потом я мог бы произнести короткую речь.

– Это не потрава медведя, – все сильней раздражаясь, сказал Лука. – Это судебное расследование, ради которого меня прислал сюда сам святой отец. Я не могу допустить, чтобы в полночь сюда явилась вся деревня, тем более что ее жители уже вынесли оборотню смертный приговор, хотя суда еще не было, да и отчет о проделанной работе у нас не готов. Между прочим, наиболее предприимчивые уже распродают места вокруг медвежьей ямы, хотя и довольно недорого, за медный грош.

– Такой предприимчивый только один, – и староста с достоинством указал Луке на конюшню, где Фрейзе чистил лошадь, громко насвистывая сквозь зубы. Свист сразу же резко усилился. – А жители нашей деревни непременно должны увидеть, как будет убито чудовище. Вам, возможно, этого не понять, вы ведь из Рима приехали, но мы тут слишком долго в страхе прожили. Деревня у нас небольшая, жителей в ней немного, и всем хочется знать, что теперь нам ничто не грозит. Людям необходимо увидеть оборотня мертвым, только тогда они смогут снова спать спокойно.

– Прошу прощения, синьор следователь, – обратился к Луке отец пастушка Томмазо, – но, похоже, моего первенца как раз этот оборотень и унес, так что мне бы очень хотелось видеть, как ему конец придет. Я бы тогда смог жене рассказать, что больше ей бояться нечего, что эта тварь мертва… Ей, бедняжке, все время кажется, что нашему второму сыну, Томмазо, смертельная опасность грозит, когда он с овцами на пастбище отправляется. А когда я ей расскажу, что оборотень мертв, наш мальчик будет на пастбище без страха ходить, а мать его сможет наконец уснуть спокойно. Ей ведь семь лет уже ночные кошмары спать не дают, и я очень хочу, чтобы она успокоилась и себя простила.

– Хорошо, ты, конечно, можешь прийти сюда в полночь, – сказал ему Лука. – Если он и станет превращаться в волка, то именно в полночь. Обещаю: если все мы увидим в нем подобные перемены, то я дам сигнал стрелять. Но только я один смогу судить, действительно ли он начал превращаться в волка, и только я один буду решать, какой должна быть для него законная кара.

– Могу ли я дать совет? – с энтузиазмом предложил свои услуги староста. – Как человек опытный и занимающий в здешнем обществе высокое положение? Я бы хотел помочь уважаемым следователям принять правильное решение…

– Нет. Ничьи советы нам не нужны. – Своим решительным ответом Лука разом сокрушил все надежды старосты. – Я не допущу, чтобы вся деревня набросилась на обвиняемого и, гонимая собственным страхом и гневом, его прикончила. Я буду взвешивать каждое свое слово, учитывать каждое свидетельское показание, и приговор я вынесу по справедливости. Я здесь следователь, я назначен вести это дело, мне и решать.

– Но кто выпустит серебряную стрелу? – спросил староста. – У нас есть большой старинный лук – его синьора Луиза нашла у себя на чердаке, – и мы сделали ему новую тетиву, но в деревне никто не умеет стрелять из большого лука. Когда нас призывают на войну, мы идем как пехота – с алебардами и топорами. У нас в деревне вот уже лет десять ни одного настоящего лучника нет.

Возникла короткая пауза – все обдумывали столь затруднительную ситуацию. И вдруг Ишрак заявила:

– Я умею стрелять из большого лука.

Лука удивленно посмотрел на нее и сказал:

– Это слишком мощное оружие для женских рук. – И, наклонившись к ней, тихо прибавил: – Ишрак, тетиву большого лука очень тяжело натягивать, он ведь совсем не такой, как дамский лук. Не сомневаюсь, ты, должно быть, стреляешь отлично, но все же из дамского оружия; вряд ли ты сумеешь совладать с большим луком. Это тебе не спортивная стрельба по мишеням.

В дверях конюшни появилась голова Фрейзе, который явно был сильно заинтересован этим заявлением Ишрак, однако продолжал хранить молчание.

Вместо ответа Ишрак показала Луке свою левую руку. На косточке среднего пальца виднелась большая твердая мозоль – безусловный признак того, что стрелять из лука ей доводилось немало; по такой мозоли лучника узнают сразу, как по татуировке. Мозоль явно была старая. Такую мозоль натирают, неоднократно вкладывая стрелу и натягивая тетиву. Только человек, которому доводилось выпускать в цель одну стрелу за другой, мог получить подобную отметину.