Книга Полночный вальс - Дженнифер Блейк

Амалия ненавидела все эти десятилетиями складывавшиеся условности и предрассудки. Именно они, а не пресловутая слабость, держали ее взаперти. Поскольку делом чести мужчин являлась защита репутации и достоинства дам, то женщина, пожелавшая выйти на улицу одна, могла столкнуться с любым оскорблением. А раз уж джентльмены рисковали жизнью, защищая прекрасных дам, дамы в свою очередь были связаны долгом чести вести себя так, чтобы не подвергать мужчину излишней опасности. Возникала своего рода круговая порука. «Жаль, что со всем этим нельзя покончить раз и навсегда», — мысленно сокрушалась Амалия.

Однако благодаря этим условностям, смертельная опасность, которая время от времени нависала над мужчинами, сдерживала их природную агрессивность и усмиряла их низменные страсти. Большинство из них находило разрядку в драках: кто на кулаках, кто с хлыстами, а кто на дуэли. Что касается дуэлей, то здесь дело дошло до крайностей. Поединки назначались по всякому поводу и без повода: кто-то кого-то нечаянно толкнул, кто-то на кого-то не так посмотрел или при ком-то неосторожно выразился, а в результате — гибли молодые люди. И все же, зная, чем может кончиться тот или иной неосторожный поступок, люди стремились к сдержанности и терпимости во взаимоотношениях друг с другом.

«Насколько все было бы проще, имей эта проблема только одну сторону, — размышляла Амалия, стоя у окна. — Ту, которая не касается меня».

Пришло время ужинать, а Роберт все еще не появился. Амалия попробовала съесть что-нибудь в одиночестве, но не получилось. Повозив по тарелке кусочки каждого блюда, она так ни одного и не попробовала. Две рюмки вина, которые она выпила, взбодрили ее, но ненадолго, их действие прошло к тому моменту, когда она приготовилась идти спать.

Она сидела на кровати, подперевшись подушками и с раскрытой на первой странице книгой, когда внизу послышался шум. Накинув капот, Амалия вышла из спальни. Внизу, широко расставив ноги, чтобы не упасть, стоял Роберт. Волосы его были взлохмачены, рубашка в грязи, рукава закатаны до локтей, мятые брюки из грубого полотна неряшливо заткнуты в сапоги, которые, похоже, умышленно были выпачканы, чтобы не блестели. Роберт держал в руке серебряный подсвечник со свечой, какие обычно ставят в спальнях, и Амалии показалось, что она слышит удалявшиеся шаги слуги, впустившего его в дом. Вероятно, она сделала какое-то неосторожное движение, потому что Роберт, который старался двигаться бесшумно, поднял голову.

— Роберт! — воскликнула она, едва дыша. — С тобой все в порядке?

— Как посмотреть. — Язык его заплетался, и Амалия с трудом поняла, что он сказал.

— Ты пьян?! — Она старалась говорить тише, сделав несколько шагов вниз по лестнице. Свеча, которую Роберт держал в руке, была единственным источником света, за исключением нескольких светлых полос на полу, пробивавшихся из приоткрытых дверей ее спальни. Отблески огня свечи отплясывали на его лице причудливый языческий танец, освещая скулы и рот и оставляя в тени глаза.

— Пришлось пару раз з-заплатить за всех… В-вот!

— Ты узнал что-нибудь о матросе? — спросила Амалия с надеждой.

— Б-боюсь доложить о неудаче…

— Неужели не удалось найти хоть какой-то след?

— Не-а! Мой Бог! Да какая ж ты красивая!

Амалия проследила за его взглядом и поняла, что свет, падающий из спальни, просвечивает насквозь тонкий батист ночной сорочки, очерчивая ее фигуру, как в театре теней, в который ее водили как-то раз в детстве. Румянец окрасил щеки Амалии, и она быстро спустилась еще на несколько ступенек, чтобы выйти из предательской полосы света.

— Удивительно, что ты меня вообще видишь, — сказала она, и в ее голосе послышались веселые нотки,

— Я ж не слепой, я только выпил…ч-чуток.

— Тогда пойдем спать.

На лице Роберта появилась Залихватская ухмылка.

— Фи-и, какое б-бесстыдство! Ты у-уверена?

— Как никогда!

— Отл-лично! Я принимаю от всего серса, патамушто никогда бы не подумал, што ты п-просишь.

Он, качаясь, приблизился к лестнице и, уцепившись свободной рукой за перила, уставился на зажженную свечу так, словно видел ее впервые. Амалия поспешила к нему на помощь. Она забрала свечу и, подхватив его под руку, осторожно повела по лестнице вверх. Достигнув верхней площадки, они пересекли холл и, подойдя к спальне, ввалились внутрь.

Амалия взглянула оценивающе на скамеечку для надевания обуви и решила, что та слишком низкая, и что если она посадит Роберта на эту скамеечку, то вряд ли сможет поднять его потом на кровать без посторонней помощи. Тоща она направила его к постели. Роберт оперся локтями на кровать, и с его лица не сходили веселое удовольствие, неведомая доселе нежность, пока она расстегивала и снимала с него рубашку, а потом стягивала брюки. Затем Амалия уложила его поперек постели, но он приподнялся на локтях и стал с интересом, как ей показалось, наблюдать за ее возней с сапогами, которые никак не хотели сниматься, а он не сделал ни одной попытки помочь ей.

Наконец борьба с сапогами увенчалась успехом. Когда Амалия поднималась со вторым сапогом в руках, Роберт протянул руку к локону, лежавшему на ее груди и, пропуская его шелковистые завитки между пальцами, совершенно отчетливо сказал:

— Прекрасная Амалия, чудная Амалия…

Она улыбнулась ему задрожавшими от нахлынувшего чувства губами. Повинуясь минутному порыву, Амалия бросила сапог на пол, подошла к Роберту и прильнула губами к его губам. От него пахло дешевым вином, дымом плохих сигар, но ей это было все равно. Роберт обнял Амалию и, откинувшись назад, прижал ее к себе.

Придя в себя, она тихо рассмеялась, потому что лежала распростертой у края постели в немыслимой позе меж его ног. Амалия толкнула его, и Роберт отпустил ее, раскинув руки и болтая свесившимися с постели ногами. Она сползла с него на пол, а затем, ворча, стала поднимать ноги Роберта на постель.

Перейдя на другую сторону кровати, Амалия увидела, что он наблюдает за нею, и глаза его теплеют, когда он видит, как она сбрасывает капот и взбирается на постель. Стоя на коленях, она развернула Роберта так, чтобы его голова оказалась на подушке. Сама Амалия устроилась рядом. Однако, вспомнив о непогашенной лампе, она спустилась с кровати, решив заодно задуть и свечу. Затем уже в полной темноте и на ощупь она вновь забралась в постель и укрылась простыней.

Сильные руки обхватили ее. Амалия придвинулась ближе, прижимаясь к мускулистому телу Роберта, обволакивая его. Он нежно гладил ее волосы, отодвигая шелковистые пряди назад на спину. Его палец, хотя и не слишком уверенно, двигался по ее лицу, не пропуская ни одной детали.

— Амалия, любимая, я не хочу ехать домой, — прошептал он в самое ухо и устало вздохнул.

— И я не хочу, — ответила она, ощущая щекой, лежавшей на его руке, учащенное биение его сердца.

Конечно, они вернулись домой: ничего другого не оставалось. Обратная дорога ничем не отличалась от пути в Новый Орлеан, если не считать, что в поезде Роберт сидел рядом с Амалией, а на пароходе, идущем вверх по течению Теша, они вновь разошлись по разным каютам.