Книга Тайный агент Её Величества. Книги 1-5 - Алла Игоревна Бегунова

под высоким буковым деревом с раскидистой кроной, потому что карета находилась довольно далеко, на другой стороне дороги.

Дождь усиливался. Длинные тонкие капли пробивали листву и уже сыпались, как горох. У ствола бука они стояли очень близко к друг другу, почти соприкасаясь плечами, и молча слушали, как стучат по узорчатым листьям дождинки. Это был говор непогоды, невнятный, но завораживающий. Серая пелена упала на лес, скалы, дорогу и отделила Анастасию вместе с Лейлой от всего суетного мира.

Неизвестно, сколько бы они еще стояли так, позабыв о быстротекущем времени, но в симфонию дождя неожиданно влились иные звуки: мягкий топот, постукивание, шуршание, потом блеяние, потом гортанный крик и, наконец, — рычание собак. Из-за поворота на дороге показалась отара овец голов на сто пятьдесят. Тесно сбитая и поэтому похожая на фантастическое многоголовое и многоногое существо, охраняемая четырьмя большими овчарками по бокам и ведомая круторогим козлом самого устрашающего вида, она медленно придвигалась к ним. Перед отарой шел человек в островерхой войлочной шапке, суконном плаще, изрядно промокшем, и с длинным пастушьим посохом в руке. За отарой шагали два мальчика-подпаска с кнутами.

Дождь в этот момент прекратился так же внезапно, как начался. Солнце осветило опушку, и в его лучах она засверкала, умытая и освеженная небесной влагой. Пастух увидел двух молодых знатных дам, стоящих под деревом, и далее, на обочине дороги — ханскую карету, сайменов в темно-синих форменных кафтанах, их оседланных лошадей. Подойдя шагов на десять к Анастасии и Лейле, он повалился на колени и низко склонился, коснувшись лбом земли. Так он приветствовал третью жену своего повелителя и ждал, когда она разрешит ему подняться. Лейла сказала несколько слов.

Пастух встал и приблизился к ним. Это был человек лет тридцати пяти от роду, среднего роста, правильного телосложения и весьма приятной наружности. Анастасия обратила внимание на его глаза василькового цвета, светлую кожу, русые усы и бородку, аккуратно обрамлявшую подбородок и щеки.

— Это — Айваз, — представила его Лейла. — Я вам говорила о нем. Он служил в охране моего мужа. Наверное, вам будет интересно узнать, что мать у него — русская.

— Значит, он понимает по-русски? — спросила Анастасия.

Лейла пожала плечами: не знаю. Пастух внимательно слушал их французский диалог, переводя взгляд с одной женщины на другую.

— Айваз, ты говоришь по-русски? — обратилась к нему Анастасия на своем родном языке.

— Да, госпожа. Но, может быть, не слишком хорошо, — ответил пастух без малейшего акцента.

— Тогда ты — русский?

— Нет. Я — крымский татарин и правоверный мусульманин.

— Ты живешь здесь?

— Да, госпожа. Мой дом недалеко отсюда. — Айваз махнул рукой в сторону скалы.

Пока они говорили по-русски, Лейле пришла в голову новая идея. Она решила показать гостье, как живет простой крымско-татарский народ. Не бедный, конечно. Бывший саймен Айваз таковым не являлся. Но и не богатый — не бей, не мурза, не имам из ближайшей мечети. Поначалу это предложение смутило пастуха, но противиться воле жены хана он не мог.

Анастасия обрадовалась. В той, похожей на пеструю мозаику, картине нынешнего Крымского ханства, которую она уже составила для себя и для секретной канцелярии Светлейшего князя, не хватало, по ее разумению, как раз такого фрагмента: мысли, чувства, ожидания простолюдинов, жителей здешних горных деревень и степных городов, именем которых клялся Шахин-Гирей, начиная свои грандиозные реформы.

Крымский татарин Айваз имел типичную славянскую внешность, но самое главное — он изъяснялся на русском языке свободно. К тому же служил в ханском войске и наверняка участвовал в недавних событиях на полуострове. Лишь бы он не испугался и поговорил с ней откровенно обо всем, что знает, что думает…

Одноэтажный дом пастуха, как он сам объяснил русской путешественнице, относился к типу «бер кат». Он состоял из черепичной крыши и трех толстых стен, сложенных из дикого камня на глиняном цементе. Четвертая его стена, обращенная во двор, с прорезанными в ней окнами и дверями, делалась из сплетенных молодых веток лесного ореха. Внутри и снаружи это плетение густо промазывали особым раствором «саман» — глиной, смешанной с резаной соломой.

Дом пастуха имел всего три комнаты, не ковры и парчовые подушки украшали их, а войлочные циновки и длинные вышитые полотенца, развешанные по стенам. Килим, сотканный женой Айваза, находился в самой большой, гостевой комнате. Чистота кругом была просто поразительная. Анастасия захотела познакомиться с семьей пастуха. Он вежливо, но твердо отклонил эту просьбу. Сказав только, что жена у него одна и есть трое детей. Старший сын учится в Бахчи-сарае в медресе Зынджырли, а двое младших уже помогают ему пасти отару.

Но жену Айваза Анастасия все-таки увидела. Женщина лет тридцати, невысокая, полноватая, в длинном полотняном платье, подала им традиционный кофе. Анастасия поймала любопытный взгляд карих, чуть раскосых глаз и успела поблагодарить ее:

— Сагь олунъыз!

В дальнейшем разговор шел на трех языках: татарском, русском и французском. Но это не помешало ему быть очень оживленным, Айваз сперва стеснялся и отвечал на вопросы односложно. Но потом внимание двух молодых красивых дам прибавило ему смелости. Он увлекся и стал рассказывать о разных событиях своей жизни более пространно. Новейшая история ханства отражалась в них, словно в зеркале.

Да, мать его была русской. Суровый воин Джанибек-ага привез прекрасную полонянку из набега на Воронежскую губернию. Галина, дочь Ивана, происходила из семьи штабного писаря. Она умела читать и писать, хорошо пела. Наверное, между ними случилась любовь. Русская девушка приняла ислам, Джанибек-ага женился на ней. Она подарила ему двух сыновей с русыми волосами и голубыми глазами.

Своего первенца Айваза она любила больше, много играла с ним, учила говорить по-русски, петь русские песни. Второй сын, Азамат, также очень привязанный к матери, такого внимания не получал и потому невольно ревновал брата. В детстве они частенько дрались. Мать мирила их. Отец мало бывал дома. Он служил при дворе хана, командовал сотней в отряде бишлеев — отборных всадников, составлявших гвардию крымского правителя.

В этот же отряд поступили Айваз с Азаматом, когда достигли возраста пятнадцати лет. В ночь с 18 на 19 июня 1771 года Светлейший хан Селим III Гирей послал своих телохранителей на русских, штурмовавших крепость Ор на Перекопе. Напрасно крымско-татарские конники бросались на каре пехоты, которые, ведя беглый огонь из ружей, быстро шли вперед. Стотысячная татарско-турецкая армия потерпела тогда поражение.

Лучше всего Айваз запомнил бой у Кафы 29 июня. Перед городом возвели укрепления. Тысячи и тысячи воинов ислама готовились здесь вновь столкнуться с неверными и отомстить им за свою неудачу на