Книга История российского блокбастера. Кино, память и любовь к Родине - Стивен Норрис

они вспоминают прожитое время. Стал ли фильм шоком или бальзамом, не так важно, как то, что он сработал как акт терапии.

Итоги телепоказа

Поскольку кинопрокатная группа Сергея Сельянова «Наше кино» получила на «Груз 200» возрастную маркировку 21+, у фильма были плохие шансы на телепоказ. Тем не менее поднявшийся вокруг фильма шум, во многом спровоцированный и его продвижением как хоррора, в конце концов привел к его демонстрации в апреле 2008 года в дискуссионной программе Первого канала «Закрытый показ». Из-за сцен насилия балабановский блокбастер вышел в эфир после полуночи.

Фильм сопровождался дискуссией между теми, кто выступал за, и теми, кто был против. Участие в ней приняли сам Балабанов, Виктор Матизен (президент Гильдии киноведов и кинокритиков, который был против) и другие. Ничего нового ни в плане информации, ни в плане аргументации на этой ночной дискуссии не прозвучало, но само событие свидетельствовало о том, что даже спустя более чем год после первого показа в кино «Груз 200» не утратил актуальности. Еще важнее, что фильм выявил актуальность темы патриотизма, который оставался темой дискуссии о целом спектре проблем, в том числе о смыслах советского опыта, брежневской эпохе, состоянии нравственности в СССР и в России Путина.

До конца 2000‐х годов исторический хоррор Балабанова продолжал выполнять шоковую терапию, помогающую справиться с прошлым551.

Часть IV. Историческая поп-фантастика

В середине десятилетия верхние строчки рейтингов проката стали занимать фэнтези. Анимационные фильмы-сказки, эпики о докиевской Руси и даже фантастические блокбастеры, переписывающие советскую историю посредством ее заселения вампирами, доказал свою кассовую пригодность в нулевые годы. В январе 2009 года, обозревая сложившуюся ситуацию на страницах журнала «Искусство кино», Михаил Морозов возвестил, что в тот момент российская история пребывала в «стиле „поп“» и что таким образом успешно «симулировала новую национальную идею»552. По мнению автора, этот процесс был инициирован в 2008 году проектом телеканала «Россия» под названием «Имя Россия» и вызвал бурю эмоций, прежде всего потому, что первыми именами в результате голосования оказывались Сталин и Николай II. Таков был результат длившихся целое десятилетие попыток «изобрести национальную идентичность».

Цитируя книгу Бенедикта Андерсона об «изобретении» единой и суверенной нации как вымышленной общности и мнение Джеффри Хоскинга о том, что России исторически недоставало национальной идентичности, поскольку «Россия была Империей – и, по-видимому, ею же и осталась», Морозов сделал вывод, что стараниями путинского правительства «Имя Россия» послужило логическим продолжением «большого нарратива» национального единства, проекта власти по конструированию национальной истории. Реабилитировав и интегрировав советское, выбирая в российской истории одну генеральную линию – все, что связано с сильным государством, суверенитетом, военной мощью и отпором Западу, – политики включили сюда и новый национальный праздник, День национального единства, 4 ноября. Этот проект, пишет Морозов, успешно использовался кинематографистами, а начался со «Старых песен о главном» – инициированной Константином Эрнстом в 1995 году телепрограммы, в которой современные знаменитости исполняли советские шлягеры. Эти программы «примиряли» зрителя с советской реальностью, обходя острые углы истории, превращая последнюю в глянцевое зрелище. Таким образом, она становилась поп-историей, а Россия превратилась в «страну победившей симуляции». Фильмы, телевидение и другие формы массовой культуры не дали никаких новых норм, кроме идеи немедленного обогащения, и

Россия оказалась в глубокой нормативной яме – между «совком» и рынком. Сегодня страна живет в условиях аномии, дезориентированного и атомизированного общества553.

«Имя Россия» – конкурс выявления самых значительных фигур российской истории, начавшийся в мае 2008 года, – вызвал множество споров по поводу использования прошлого в современных патриотических целях. Учредителями конкурса были телеканал «Россия», Институт истории РАН и Фонд изучения общественного мнения. Избирать следовало из пятисот предложенных персоналий554. Интернет-голосование сократило этот список сначала до 50, а потом до 12. Каждому кандидату из финального списка было посвящено отдельное телешоу, где историки, политики, знаменитости и журналисты выдвигали свои аргументы за или против конкретного кандидата. В финальном интернет-голосовании приняли участие три миллиона россиян. В итоге победил Александр Невский, получивший 524 575 голосов; вторым финишировал Петр Столыпин (523 766 голосов), а третьим Сталин (519 071 голос).

Конкурс послужил предметом как обсуждения истории, так и ее эксплуатации. 19 октября во время показа последнего шоу про Сталина Коммунистическая партия России назвала голосование за вождя «битвой за Сталина». На сайте КПРФ призывали соотечественников бороться голосованием против «вульгаризации прошлого нашей страны и деградации исторического знания». Отмечалось, что особенно это касается «понимания советской истории». Автор помещенной на сайте КПРФ статьи Юрий Емельянов писал, что ТВ-шоу создало фантастического Сталина: вместо того чтобы показать Сталина настоящего, «подсунули» длинный эпизод из фильма Михалкова «Утомленные солнцем – 2». Вместо использования «реальных фактов», сетовал Емельянов, телевидение показало исторический фантастический блокбастер555.

На противоположном конце политического спектра либеральная «Новая газета» обвиняла «Имя Россия» в циничной попытке использовать историю и телевидение, чтобы объединить народ вокруг общих ценностей. Телевизионный критик Слава Тарощина критиковала «блокбастер „Имя Россия“» за придуманную «игру» вместо исторического осмысления. Игра явно была задумана в «патриотических целях» и в надежде на то, что патриотизм обязательно принесет высокий рейтинг и много денег. В результате, писала Тарощина, «история (или, по крайней мере, ее телеверсия)» была подключена к нуждам бизнес-плана. Вину за такое положение дел она возложила на Константина Эрнста и Никиту Михалкова, поскольку оба они превратили прошлое в прибыльное занятие через «реабилитацию» красных и белых без разбора. А в итоге шоу про новую историю на экране превратилось в «комбинацию несоединимого»556.

По мнению других обозревателей, этот проект, пусть и не безупречный, в целом обозначил расстановку приоритетов, идущую снизу. Анатолий Баранов писал, что «телепроект стал политическим событием, поскольку референдумы, кроме инициированных властями, <…> фактически запрещены». Онлайновое голосование и открытые дискуссии в прямом эфире или в записи предоставили россиянам возможность свободно выразить свое мнение557. Но далеко не все смотрели на это событие так же оптимистично.

Евгений Лесин в «Независимой газете» писал, что три финалиста впряглись в «Русь-тройку» – «Сталин, Сталин и Сталин», ведь в список не вошел никто, кто бы трудился «от имени России, для России и для славы России». К примеру,