Книга Бегство из Эдема - Патриция Гэфни

– Ты на нее похож?

– Она уверяла, что я похож на своего отца.

– Но ты же его никогда не знал!

– Нет.

– И я своего не знала.

Он положил руку ей на живот, перебирая пуговицы своей рубашки.

– Мои родители познакомились в Окленде. Он изучал строительную инженерию в колледже – собирался стать архитектором, – а она работала уборщицей в студенческом общежитии, где он поселился. Она только что сбежала из дому и приехала в город, денег у нее не было, образования – тоже, никакой другой работы она найти не могла. Если бы ты ее видела, Сара. Она была такая хорошенькая!

Сара нежно погладила его по руке.

– А твой отец? Какой он был?

– Мама уверяла, что он был высокий, красивый и очень способный. Обаятельный. Правда, она влюбилась в него с первого взгляда, и мне ничего другого не оставалось, как принять ее слова на веру.

И все же Сара заметила, что в голосе у него зазвучала гордость, когда он говорил о своем отце.

– Как его звали?

– Брайан Александр Макуэйд.

– Ах вот как. Значит, она назвала тебя…

– Меня звали Александром Холифилдом, до того самого момента как я сбежал из дому. Вот тогда-то я и взял имя отца. Они любили друг друга… он женился бы на ней, если бы остался жив, и тогда его имя перешло бы ко мне по закону.

Он помолчал, а когда вновь заговорил, в его голосе звучала невыразимая горечь.

– Но к тому времени я уже готов был взять любую фамилию: Смит, Джонс, Раппопорт… Я не желал иметь ничего общего с Мэттью Холифилдом.

– Почему, Алекс? Что он тебе сделал?

Не выпуская ее руку, Алекс опять перевернулся на спину.

– Тебе не следует об этом знать, Сара.

– Но мне бы хотелось. Что он такое сделал, чего ты не можешь простить?

Алексу вдруг стало ясно, что лишь многолетняя привычка мешает ему рассказать правду. Он стыдился своего прошлого и держал его в тайне. До встречи с Сарой у него ни разу не возникало желания с кем-либо поделиться воспоминаниями о детстве.

– Дело не только во мне, – осторожно начал он, нащупывая почву. – Если бы это затрагивало только меня одного, я бы стерпел, потому что был, что называется, «крепким орешком». Но я никогда не прощу ему того, что он сотворил с моей матерью и с бабушкой. И со многими другими членами своей паствы.

– Паствы? Он что, был священником?

– Самопровозглашенным. Дед пользовался верой как отмычкой, чтобы пролезть к людям в душу, стать их верховным судьей, их совестью. Это была его специальность: вцепиться в какого-нибудь несчастного грешника, имевшего глупость ему исповедаться, выставить его перед всей конгрегацией Благословенных Братьев – так он называл свою церковь – и заставить прилюдно признаться во всех своих «прегрешениях». Но и сделав признание, ты не получал прощения, тебя подвергали бесконечным унижениям, а деду только этого и было нужно. Его хлебом не корми – дай поиздеваться над кем-нибудь. В его сердце не было ни капли милосердия, одна только злоба.

От Сары не укрылась подмена местоимений: Алекс явно перешел на личности.

– Он… делал это с тобой? Заставлял тебя исповедоваться публично?

– Ясное дело. Я же был закоренелым грешником. Я исповедовался в его треклятой церкви чуть ли не каждое воскресенье. Обнажал свою порочную душу.

Сара невольно содрогнулась: трудно было представить более гнусное преступление, чем насильственное и публичное унижение ребенка.

– Будучи «плодом греха», я был обречен с рождения, – продолжал Алекс. – Чего еще, если не бесконечных мерзостей, можно было ожидать от отпрыска потаскухи, зачатого в прелюбодействе? Вот так Мэттью называл свою родную дочь, Сара. Прямо в лицо, каждый день до самой ее смерти.

– Почему же она оставалась с ним?

– Ей больше некуда было податься. Она и не знала, что беременна, когда мой отец погиб во время пожара в том самом общежитии. Сам он был сиротой. У нее не было ни денег, ни образования, ни профессии. Все, что у нее было, это я. Поэтому она вернулась домой и терпела издевательства моего деда последние семь лет своей жизни. Ради меня.

Ее руки крепче обвились вокруг него. Он вплел пальцы ей в волосы, легонько погладил по голове.

– После смерти моей матери основной мишенью для деда сделался я. Исчадие сатаны.

Алекс замолчал. Наконец Сара осмелилась спросить:

– Что он сделал?

– Он верил, что существуют два источника всяческого зла: деньги и распутство. Следовательно, высочайшими нравственными ценностями для него стали бедность и полный отказ от плотских утех. Надо отдать ему должное – уж в чем его никак нельзя было обвинить, так это в двоедушии: в собственной жизни он был верен тем заповедям, которые проповедовал с церковной кафедры. На практике это означало, что в доме у нас, помимо прочего, вечно не хватало еды.

– Помимо прочего?

– Ты не представляешь, какая в доме царила нищета, служившая одной-единственной цели: еще больше всех нас унизить. Мне не разрешалось носить башмаки. Дом никогда не отапливался. Моей бабушке было уже пятьдесят, а он не разрешал ей купить пальто. Бог поселил нас в Калифорнии, – утверждал мой дед, – он в милосердии своем даровал нам солнце и все, что произрастает на земле. Если ты хотел большего, это означало, что ты себялюбив и неблагодарен и тебе предстоит гореть в аду.

Сара чувствовала, что его мучает что-то еще, она даже догадывалась, что именно. Пальцы Алекса, запутавшиеся в ее волосах, сжались в кулак; если бы она шевельнула головой, он сделал бы ей больно. Медленно, осторожно она заставила его разжать пальцы, а потом перецеловала их все по одному.

– Он бил тебя?

После долгой паузы Алекс неохотно ответил:

– Да.

– Расскажи мне.

– Зачем?

Сара молча ждала, не менее напряженная, чем он сам. Наконец Алекс сдался:

– Он избивал меня чуть ли не каждый день, с тех самых пор как мне исполнилось семь. Обычно он пускал в ход кулаки, и я частенько спасался бегством. Я спал в поле или прятался в амбаре по нескольку ночей подряд, но в конце концов мне все-таки приходилось возвращаться домой. А он всегда меня поджидал. Он никогда ничего не забывал.

Он умолк, и Сара не решилась нарушить наступившую паузу.

– Когда мне исполнилось шестнадцать, я влюбился в девушку по имени Шелли. Поначалу все было вполне невинно: мы держались за руки и целовались. Но скоро мы начали заниматься любовью. Наверное, можно сказать, что мы соблазнили друг друга. Это было… волшебство, я никогда раньше ничего подобного не испытывал. И ты не думай, это был не просто секс. Это была нежность. Забота. Мне казалось, что она меня исцеляет.

– А потом?