Книга Нюрнбергский эпилог - Аркадий Иосифович Полторак

обязательствам и, в частности, как сам рейхсмаршал рассматривал советско-германский договор о ненападении, он достаточно откровенно поведал доктору Джильберту:

— Конечно, я считал наши договоры (говоря между нами) всего лишь туалетной бумагой… Я не хотел войны против России в тысяча девятьсот сороковом году, но определенно хотел напасть на нее…

Читатель уже знает, что во время произнесения речи Р.А. Руденко Геринг демонстративно снял наушники. Он хотел этим показать, что вступительную часть русского обвинения не стоит и слушать. Соседям же своим объявил, что предвкушает тот момент, когда ему представится возможность сразиться с Руденко. Как-никак, а русские имеют основание сосредоточить огонь именно на нем, Геринге. Кто же еще из сидящих на скамье подсудимых был более ярым антикоммунистом? Присутствовавший во время этого разговора доктор Джильберт заметил:

— Я думаю, что Розенберг не уступит вам в этом отношении.

Геринг не согласился. Что Розенберг? Идеолог, философ, все что угодно, но не человек действия, каким всю жизнь был он, Геринг. И именно потому, что он выражал свою оппозицию коммунизму на деле, а не только на словах, русские ему этого не простят. Он стал вспоминать, как преследовал коммунистов с первого же дня прихода к власти:

— Будучи начальником полиции Пруссии, я арестовал тысячи коммунистов. Я создал концентрационные лагеря прежде всего для того, чтобы держать там коммунистов.

Злобно рассмеявшись, как мальчишка, который забил гвоздь в стул преподавателя, Геринг стал распространяться о своих «подвигах» в период гражданской войны в Испании. Испанские патриоты обливались кровью. Рядом с ними до последнего патрона дрались лучшие сыны других народов — русские, французы, поляки, венгры, американцы, немцы. Оружия не хватало. И он, Геринг, пытался воспрепятствовать усилиям друзей республиканской Испании доставить туда оружие.

— Они заплатили за отправку оружия в Испанию, которое должно было идти через нейтральную страну, но у меня были свои люди среди членов команды, которые нагружали пароход. И я направил вместо оружия кирпичи. Только сверху покрыл их снаряжением. Ха-ха! Они никогда не простят мне это!

Действительно, народы Европы многое не забыли и не простили Герингу. Но у советского народа оказался самый большой счет к нему. Герингу пришлось пережить немало крайне неприятных часов, когда его стал допрашивать советский обвинитель Руденко. Кирпичи, которыми был нагружен некогда пароход, отправлявшийся в многострадальную Испанию, превратились в ужасающие бумеранги. Руденко твердой рукой сорвал с Геринга тогу государственного деятеля, в которую тот все еще рядился. Советский обвинитель обнажил самые отвратительные стороны его деятельности и характера.

Вот уже позади все, что касалось подготовки нападения на СССР, и Р.А. Руденко объявляет о своем намерении разобраться в целях, которые преследовали гитлеровцы, нападая на СССР. Геринг спокоен — он ведь был против такого нападения. Но советский обвинитель задает ему вопрос:

— Признаете ли вы, что целями войны против Советского Союза был захват советских территорий до Урала, присоединение к империи Прибалтики, Крыма, Кавказа, волжских районов, подчинение Германии Украины, Белоруссии? Признаете вы это?

— Я этого ни в какой мере не признаю, — твердо отвечает Геринг.

Но вдруг он меняется в лице: Руденко объявляет, что будет предъявлен протокол заседания в ставке Гитлера от 16 июля 1941 года. Протокол составлен лично одним из участников заседания Мартином Борманом. Руденко осведомляется, не вызывает ли этот документ каких-либо сомнений у Геринга?

Бросив злобный взгляд на обвинителя, Геринг сквозь зубы подтверждает подлинность протокола.

Из протокола явствует, что в совещании участвовали: Гитлер, Геринг, Розенберг, Кейтель, Борман, имперский министр Ламмерс. Первым обсуждался вопрос, кто должен выиграть в войне с Советским Союзом? Какая-то вишийская газета заявила в тот момент, что война против Советского Союза — это война для всей Европы. И в протоколе зафиксирована гневная отповедь Гитлера: «Очевидно, вишийская газета хочет подобными намеками добиться того, чтобы из этой войны извлекали пользу не только немцы, но и все европейские государства». Гнев фюрера разделяют, конечно, и остальные участники совещания. Одно дело — пропагандистские трюки Геббельса, его истошные вопли о том, что война против СССР есть война всей Европы против «русского большевизма». И совсем другое дело — кто получит монопольное право грабить страну, притом «грабить эффективно», как выразился позднее Герман Геринг.

Р.А. Руденко обрушивает на Геринга целый каскад нокаутирующих вопросов. Он просит подсудимого следить за текстом протокола, а сам начинает цитировать этот документ:

«Крым должен быть освобожден от всех чужаков и населен немцами. Точно так же австрийская Галиция должна стать областью Германской империи».

Руденко. Вы находите это место?

Геринг. Да.

Руденко (приводит новую выдержку из протокола). «Фюрер подчеркивает, что вся Прибалтика должна стать областью империи».

Подсудимый № 1 опять вынужден подтвердить: была и такая цель.

Цитаты одна за другой, как розги, опускаются на рыхлое тело Геринга.

«…Волжские районы должны стать областью империи точно так же, как и Бакинская область должна стать немецкой концессией, военной колонией».

Геринг уже почти беспомощно кивает головой.

Финны хотят получить Восточную Карелию. Дудки! При всей своей привязанности к маршалу Маннергейму участники совещания решают оставить Кольский полуостров за Германией — там много никеля.

Финны хотят Ленинградскую область? Ну что ж, этим придется поступиться. Тут же принимается решение: «Сровнять Ленинград с землей с тем, чтобы затем отдать его финнам».

Геринг подтверждает и это. Но потом вдруг он как бы срывается с цепи и весь багровый от прилившей к лицу крови восклицает:

— Это же безумие говорить о таких вещах спустя несколько дней после начала войны! О таких вещах, которые излагает здесь Борман, вообще нельзя говорить, так как еще неизвестно, каков исход войны, каковы перспективы… Я, как старый охотник, всегда действовал по тому принципу: шкуру медведя следует делить только после того, как медведь застрелен.

Что и говорить, принцип верный, но Геринг, по-видимому, вполне оценил его лишь в одиночной камере старой Нюрнбергской тюрьмы.

А вот в бытность рейсхмаршалом он как-то мало задумывался над применением этих охотничьих принципов к большой политике. В результате летом 1941 года «старый охотник» отдает приказ по люфтваффе сформировать новые военно-воздушные округа — «Москва» и «Санкт-Петербург». Округа-то были сформированы, а вот до места своей дислокации так и не добрались. Не пришлось…

А Руденко тем временем продолжает цитировать злополучный протокол:

«Мы должны действовать так, как будто осуществляем некий мандат. Однако для нас самих должно быть ясно, что из этих областей мы никогда не уйдем».

«Железный принцип на веки веков: никому, кроме немца, не должно быть дозволено носить оружие».

Да, не мешало бы Герингу пораньше вспомнить добрый охотничий принцип дележа шкуры медведя. Если бы он действительно всегда