Книга У восточного порога России. Эскизы корейской политики начала XXI века - Георгий Давидович Толорая

товаров, объемов розничной торговли, а также стимулированию строительного сектора. В результате наметился экономический рост (до 4 % в год), улучшилась структура экономики, развился финансовый оборот. Правда, оборотной стороной стало растущее расслоение, но появился средний класс и вырос платежеспособный потребительский спрос. Вся эта “реформа без открытия” проходит в условиях жесточайших экономических санкций, на основе более эффективного использования внутренних резервов. Изменилась и сама жизнь северокорейцев. По словам проведшей много лет в КНДР по линии гуманитарных проектов Катарины Зельвеггер, нынешние изменения в КНДР можно выразить с помощью 6 М: market, money, middle class, modern cars, mobile phones, mindsets[263].

В конце 2017 г. был констатирован полный успех линии “Пён-джин” – “завершение создания государственных ядерных сил”[264]. На деле до работоспособного ядерного потенциала еще не близко, но Ким приступил к реализации второй части своего плана.

Стало, наконец, ясно, что главная цель давшегося ценой возмущения мирового сообщества и усиления давления на КНДР успеха в обретении ракетно-ядерного потенциала – начало торга с противниками на выгодных условиях. Пхеньян явно не собирается по своей инициативе воевать с США, и для сдерживания возможной агрессии межконтинентальные баллистические ракеты не очень-то и нужны, однако именно появление этой прямой угрозы США заставило в итоге Вашингтон сесть за стол переговоров. Еще в период “Пёнджин” Ким пытался завязать диалог с тогдашним правительством РК и с администрацией Обамы, но был отвергнут. Благодаря успехам в ракетно-ядерной области в 2018 г. такое не повторилось.

Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и научно-технологический прорыв, а также престижно-политический эффект от ракетно-ядерной программы, но взятие этого рубежа имеет решающее значение по другой причине. Именно оно позволило Ким Чен-ыну перейти с начала 2018 г. в “мирное” наступление. Он удачно использовал осознание американским истеблишментом невозможности военного решения и приход к власти в РК настроенного на примирение и сосуществование с КНДР либерального правительства Мун Чжэ-ина.

Начавшийся диалог, укрепление внешнеполитических и внутриполитических позиций позволили Ким Чен-ыну оперативно перейти к реализации третьей части плана. На III пленуме ЦК Трудовой партии Кореи 7-го созыва 20 апреля 2018 г. Ким Чен-ын заявил, что “исторические задачи, которые осветил стратегический курс нашей партии на параллельное ведение экономического строительства и строительства ядерных вооруженных сил, намеченный мартовским 2013 г. пленумом ЦК партии, блестяще претворены в жизнь” и потому пора “всей партией и всей страной концентрировать все силы на строительстве социалистической экономики”[265]. Фактически он, подобно Рузвельту, предложил народу новый курс – отказ от дальнейшей милитаризации (при соответственном снижении роли военных) и акцент на экономической модернизации.

Как добиться модернизации? Видимо, Ким рассчитывал на следующее: нормальный ход переговоров поставит вопрос о смягчении санкций, что даст немедленный позитивный эффект для населения.

Несмотря на то, что санкции не влияют на позицию руководства по ядерной проблеме (и из предыдущего анализа ясно почему – ставка тут гораздо выше, чем просто возвращение страны на прежние экономические позиции), они тягостны для населения: почти полностью прекращены легальные валютные поступления от экспорта, возникли безработица, проблемы в снабжении энергией и с транспортом, в получении жизненно важных потребительских товаров и др.

Ослабление режима санкций не только даст толчок маркетизации и реформам, что вызовет быстрый прирост экономики, но и создаст условия для притока иностранного капитала. По данным компании “Предата”, с сентября 2017 г. резко увеличился индекс ожиданий в отношении маркетизации и реформ в Северной Корее, а с середины мая 2018 г. отмечен всплеск (в несколько раз) числа интернет-запросов в Японии и Китае касательно северокорейской экономики[266].

В случае успеха может наступить новая фаза внешнеэкономического сотрудничества, тем более что КНДР последние годы планомерно создавала фундамент для него – законодательство о внешнеэкономической деятельности, аппарат управления, специальные экономические зоны (числом более 20)[267].

Таким образом, мы можем стать свидетелями смены парадигмы политико-экономического развития КНДР. Нынешняя декларируемая готовность США и РК помочь такому обороту (вспомним подготовленный Трампом рекламный ролик о светлом будущем КНДР, показанный им Ким Чен-ыну в Сингапуре[268]) могли бы сыграть решающую роль. Если, конечно, направления и темпы денуклеаризации устроят противников Пхеньяна. Пока такой готовности не просматривалось.

В перспективе и при доброжелательности в отношении КНДР извне она может быстро модернизироваться на основе своих сравнительных преимуществ – минеральных ресурсов, логистического потенциала (трансазиатского транзита), дешевой и квалифицированный рабочей силы, достаточно высокого уровня развития информационных технологий и туристического потенциала.

Причем процессы “вписывания” в глобальные цепочки стоимости не обязательно должны сопровождаться обвальным открытием страны, опасным для режима. Постепенное же врастание в международное разделение труда с повышением уровня жизни может помочь элите контролировать население. Тем более что оно и само будет не особо склонно к бунтам и “цветным революциям”: все на Севере Кореи прекрасно понимают, что это означало бы не смену власти и элиты (ради чего такие революции и затеваются), а исчезновение страны и переход территории Севера под внешнее управление (оккупацию) со стороны Южной Кореи, превращение северян в “граждан второго сорта”, пусть и накормленных.

Мне кажется, что последующие фазы плана Ким Чен-ына вписываются именно в такую перспективу. Символично его поведение в неслучайно выбранном для первой встречи с американским президентом Сингапуре. Еще его отец с одобрением говорил о Сингапуре и Брунее, явно мечтая о превращении страны из тоталитарной идеологизированной монархии в “диктатуру развития”[269]. Может быть, и завещал он сыну, чтобы тот построил не ядерный концентрационный лагерь, а процветающую автократию, стал “северокорейским Ли Кван-ю”. Не о том ли думал Ким, прогуливаясь по набережной у “Марина Бэй Сэндс”?

Конечно, вероятность столь благостного развития событий невелика. Слишком велика враждебность американского истеблишмента к “оси зла”, слишком велико искушение не мытьем, так катанием подорвать “кровавый режим и антинародную диктатуру” даже и в случае денуклеаризации и нормализации отношений. К тому же такое желание завязано на стратегических интересах США, направленных против Китая, плацдарм на границах которого и ограничение сферы влияния были бы нелишними.

Падение уровня конфронтации, подобно уровню воды в бурном потоке, разделило стороны, выявило “подводную скалу”. США просто не заинтересованы в снижении уровня напряженности на северо-востоке Азии, что негативно сказалось бы на их позициях в регионе и в противоборстве с Китаем.

Непредсказуем и фактор Южной Кореи, где влиятельные политические силы по-прежнему мечтают о реванше и аншлюсе.

Не будем сбрасывать со счетов и озабоченность Японии возможностью укрепления КНДР как недружественного конкурента, и желание Китая удержать Северную Корею в своей орбите.

Однако все же Россия должна иметь в виду описанную выше перспективу. Мы могли бы внести немалый вклад и на взаимовыгодной