Книга Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки - Ирина Муравская

не знала. Лучше бы он никогда не говорил, что спал с ней. Тогда, быть может, в их "дружбу" было бы проще поверить. А так, простите, нет. Не могу. Это сильнее меня.

– Малая, иди сюда. Тут чел извинение зажал, помнишь? ― за руку уводят меня вглубь тесно кучкующейся толпы, протиснуться через которую не так-то просто. Если, конечно, у тебя нет широкоплечего тарана, сбивающего всех как кегли.

Чем глубже идём, тем сильнее хочется зажать нос. Пыльная затхлость плохо проветриваемого места, которую накачали убийственной дозой пота, одеколона, дыма и алкогольных паров щекочет ноздри, провоцируя чих. Причём на прошлых местах был точно тот же самый вонючий коктейль. Видимо, утончённые ароматы переезжают вместе с организаторами, не желая оставаться в одиночестве.

Вот и тот, кого мы ищём. Стоит в толпе, в окружении нескольких парней. Тот самый Костя, с которым у нас так некрасиво вышло в ночном клубе.

– О, к нам пожаловали неприкосновенные принцессы, ― замечают сперва Витю, затем меня, а следом и наши сцепленные руки. ― Ну теперь хоть понятно, за что отхватил. Не по понятиям это, Сорока. Не по-пацански. Сказал бы сразу, что сам на неё виды имеешь, я бы так не подставился.

Неловко. Ужасно неловко от того, что после его замечания все теперь таращится на меня. Тем более что видок у ребят… пугающий. Да, они в теле, отличной форме, но такие побитые, что за вспухшими гематомами у некоторых даже черты лица смазаны. И шрамы. Много шрамов на теле.

У Вити их тоже хватает. В основном всё старые, давно зажившие. Свежих немного. И я их все знаю. Каждый тщательно изучила, как изучают небесный атлас с созвездиями. На спине, на руках, на груди, даже когда-то сломанные пальцы не обошли стороной, оставив заметную кривизну.

И это лишь внешние дефекты, а что внутри?! Какие последствия его "увлечение" оставляет в организме? Даже думать не хочу. Иначе дурно станет.

– Я бы сказал, куда тебе стоит засунуть свои понятия, но тут, типа, дамы, ― щерятся Косте в ответ, но, как могу заметить, предельно мирно. Без агрессии. ― Которой, если мне не изменяет память, ты кое-что задолжал.

– Да никто мне ничего не задолжал, ― бурчу с досадой. Не хватало только силой выжимать то, что и искренности за собой никакой не несёт.

Но Сорокин не унимается.

– Малая, не гунди. Это уже дело принципа.

– Чьего? Твоего? И не надо на меня так зыркать. Это давно не работает.

– Эм, ладно, ― давая остальным знак подождать, Костя откалывается от общей массы, выходя к нам. Подмышкой зажат планшет, в руке перевёрнутая бейсболка, которую он держит за козырёк, вторая озадачено почёсывает затылок. Мысли умные собирает по закоулкам. ― Сорока прав. Мне пить нельзя, быстро выносит. Так что ты это, прости за тот случай. Девка ты видная, вот меня и попёрло.

Ого. Шикарное извинение: "прости за тот случай". Интересно, а если бы он меня всё-таки изнасиловал, тоже бы всё в конечном счёте свелось к скромному: "прости за тот случай". И правда, а чего такого? Было и было. Кто старое помянет…

– Слабовато. Огонька не хватает, ― неудовлетворенно цыкает Витя, тоже не оценив "размаха". ― Добавь артистизма и стойку.

– Какую нахер стойку? Не, чувак, сорри, но я уже говорил: на колени вставать не буду! Лучше морду опять набей, но гордость дороже, ― кивок на толпу. ― Ползать в ногах перед бабой? Мне потом как отмываться за позор перед этими?

Господи, помилуй. Только этого не хватало.

– Не надо ни перед кем ползать, ― миролюбиво вскидываю ладони. ― Прощаю! Только давайте уже просто забудем обо всём.

– Во! ― охотно поддерживает затею Костик. ― Принцесса твоя дело говорит. Зароем топор войны и лучше пойдём тяпнем эля за перемирие!

– Какой эль, дебил? ― хмыкают саркастично. ― Ты только что сам подтвердил, что тебе бухать нельзя.

Офигеть. Знаете, что меня действительно поражает? То, как они спокойно общаются между собой. Просто… один другого совсем недавно отметелил, причём последствия этого до сих пор несложно увидеть на его физиономии, и… И ничего? Никакой ненависти? Никакой жажды мести? Обиды? Вообще ничего?

– Чё это нельзя? Можно. Только осторожно. Ля, ― хлопают себя смачно по лбу. ― Чё ты мне голову вообще морочишь? Пришёл? Тяни фант счастья и иди бабло отрабатывать, ― протягивают ему бейсболку, на что Витя, с ленцой, едва ли заглядывая внутрь, вытягивает оттуда сложенный клочок бумажки. ― Ууу, "Острый Коготь", ― заглядывая ему через плечо, присвистывает Костя, мигом принимая деловой вид и делая пометку в планшете. ― Жёстко для разогрева. Береги бубенчики, они ей ещё пригодятся, ― смущённо розовею, когда на последних словах кивают в мою сторону. ― Так, все жеребьевку тянули? ― окликает он парней. ― Тогда я пошёл, тотализатор сам себя не организует. Первая пара выходит через пять минут, так что никакого перекура. Потом тяжкой затянетесь… Если зубы на месте останутся и на ногах сможете стоять, ― добавляют с маньячной улыбочкой и, подмигнув мне, уходят, быстро смешиваясь с массой.

Ставки на чужую жизнь.

Недвусмысленные шуточки, которые сложно назвать смешными, когда понимаешь, что велика вероятность их реализации.

Атмосфера гладиаторской арены, где когда-то точно так же стравливались люди, чтобы устроить кровавое побоище на потеху остальным. Panem et circenses, panem et circenses [1]. Увы. Века проходят, ничего не меняется.

– Это… омерзительно, ― кривлюсь я. ― Всё это.

– Именно поэтому я и не хочу, чтобы ты принимала в этом участие. Тебе здесь не место

– А тебе?

– Ммм?

– Думаешь, тебе здесь место? Я вот точно знаю: ты достоин большего.

– Спасибо, конечно, за оказанную честь, но имеем то, что имеем. И пользуемся теми условиями, которыми располагаем. На данный момент.

Имеем то, что имеем. На данный момент. Верно.

– Условия имеют свойство меняться. Если мы сами того пожелаем, ― подхожу к нему, прижимаясь лбом к слабо вздымающейся груди. Сердцебиение спокойное, ровное. Он даже не нервничает. Я с лихвой делаю это за двоих. ― Просто будь осторожен, ладно?

Меня сгребают ближе, заключая в объятия и целуя в макушку.

– Как и всегда.

– Ути божечки, ну до чего ж мило, ― остужает романтичное мгновение ехидный голосок. Приходится оторваться друг от друга, а Яна только этого и ждёт ― перебрасывают Вите пакет. Пузатый, но легкий, судя по звуку. ― Иди переодевайся, Сорокин. Всё постирано и поглажено. Дырку между ног я тоже заштопала. Чтоб не проветривалось хозяйство.

Чувствую, как кровь отливает от мозга. Она стирает его вещи? Гладит? Штопает ему вещи? Это вроде должна делать его девушка, то есть я!