Книга Экстрасенс разбушевался - Анатолий Дроздов

С Могилевского шоссе я свернул за Березино. Асфальт кончился, началась гравейка, и я сбросил скорость. Поднимая за собой пыль, подкатил к Прилеповке и остановился у родного дома. Заглушил мотор и вышел.

– Миша, Мишенька! – из калитки выскочила тетя Оля. Одета в старенький халат, на ногах – тапки. Обняла меня и расцеловала. – Я, как знала, что приедешь, – сказала, отступив. – Ночью тебя снила, да и кот все утро умывался. Идем в дом.

И мы пошли. Меня угостили тушеной в печи картошкой и яичницей на сале – любимыми блюдами детства. Запить дали простокваши, но не той, что продается в магазине, а домашней, из молока собственной коровки. Его ставят в банке, и через день-два оно разделяется на плотное содержимое и сыворотку. Остается размешать ложкой и разлить по кружкам. Вкус просто обалденный. А домашнее масло, сбитое в деревянной «ступке»? Желтенькое, чуть рыхловатое, с сывороточной слезой. А домашняя сметана? У нее запах летнего луга и вкус сливок…

Пообедав, я надел тренировочный костюм, и стал помогать тетке по хозяйству. Переколол напиленные чурки и снес поленья в дровяник. Тетке на зиму дров нужно много. Из лесхоза привезут и распилят, но колоть – сам. Поправил покосившийся забор, заменив пару столбов – тетя их заранее приготовила. Так что к ужину шел с чувством исполненного долга. Подтянулся дружок Вовка. Он заметил машину во дворе и заглянул на огонек. В смысле поздороваться, ну, и выпить. Посидели, поболтали, посмотрели фотографии. Я в подробности не вдавался – деревенским они без интереса. Все эти путчи с ельциными им до фонаря. Главное, чтоб картошка с огурцами и капустой уродились, чтоб неслись куры, а кабанчик в сарайчике набирал вес.

Когда Вовка ушел, я достал из кармана пачку денег и положил на стол.

– Возьми, тетя Оля. Купи себе чего-нибудь. У меня много.

– Зачем столько? – замахала она руками. – У меня же все свое. Телевизор с морозильником купил – и ладно. Тебе деньги нужнее. В городе ж за все платить надо.

– Нам хватит. У меня в банке за границей миллион лежит, да и здесь столько же.

– Добре, – кивнула она и прибрала деньги. – Спать пора. Вставать рано.

– Я с утра по грибы схожу. Давно в лесу не был.

– Сходи, – согласилась тетя. – Дожди прошли, должны вырасти. Молодые в печке отварю, старые посушим. Зимой в суп кинешь, такой укусный!

На том и порешили. С рассветом я встал, позавтракал, надел старые штаны и сапоги. В местных лесах много змей. Захватил с собой кошелку и двинулся по грибы. Только в лес не пошел. Миновав деревню, свернул с дороги и направился к пустоши, где в июне прошлого года ощутил себя в молодом теле. Отыскал знакомую проплешину, поставил кошелку на песок и присел рядом. Для чего сюда забрел? Не могу сказать – что-то поманило. Я сидел, бесцельно глядя вдаль. Мысли тяжело и лениво ворочались в голове. Для чего я вернулся в этот мир? Кто и зачем меня сюда отправил? Я тут многого добился, если вспомнить прошлую жизнь. Только стоило ли оно того?

– Сидишь? – раздался сбоку голос.

Я повернул голову. Рядом стоял невысокий и худощавый старик. Одет просто, по-деревенски. Темные штаны, заправленные в сапоги, такой же старенький пиджак, под ним – серая рубашка с застегнутым воротом. На голове – кепка, в руках – кошелка.

– Сижу, – ответил я.

– Ну, и я с тобой, – сказал он и присел рядом. Достал из кармана оторванный от газеты листок, насыпал в него самосада из кисета и свернул самокрутку. Чиркнув спичкой, закурил. Над поляной поплыл ароматный запах сгоревшего табака. Хороший у деда самосад!

– У меня все хорошее, – сообщил старичок. – Хочешь, грибы покажу? Полную корзину набрал.

– Покажите, – кивнул я.

Он взял корзину и поставил передо мной. В ней лежали мухоморы – ядреные, крепкие. На багрово-красных шляпках ярко выделялись неровные белые точки.

– Забирай! – предложил старичок. – Я себе еще соберу.

– Это мухоморы, – сказал я. – Их есть нельзя.

– Кому как, – не согласился старичок. – Другому так за милую душу. Тебе, скажем.

Я оторопело уставился на него. Старичок в ответ усмехнулся. Странный дед. Лицо загорелое, все в морщинах, как печеное яблоко. Но глаза яркие, молодые. У стариков они тусклые.

– Что, Миша-Михаил, – пыхнув дымом, продолжил старичок. – Погулял, покуролесил? Скольких ты людей убил? Тебя сюда для того вернули?

– Зато деток сколько спас! – поспешил я, осознав, кто передо мной. – Лекарство от рака изобрел.

– Ну, и что? – не смутился собеседник. – Ты когда-нибудь думал, почему болеют люди? Отчего в мир приходит мор? Скажем, вот чума или «испанка»? Или там, откуда ты пришел, короновирус? Вы там славно справились: закрыли города и страны. Как в чуму, – он снова усмехнулся. – Сильно помогло?

– Ну, так что, сидеть сложа руки? – не согласился я. – Это против заповедей.

– Заповеди он вспомнил, – хмыкнул старикан. – Что же сам не соблюдал? Сказано: «не убий!» Не тебе карать и миловать. Ладно, победишь ты рак. Думаешь, тем все и кончится – люди перестанут болеть?

– Я хотя бы попытался, – возразил я. – Не могу смотреть, как умирают дети. Они ни в чем не виноваты.

– Это как сказать, – не согласился он. – Люди не в состоянии прозреть будущее. Из милой девочки может вырасти наркоманка и блудница, из мальчика – убийца и вор. Или того хуже – безумный правитель, развязавший всеобщую войну. Сколько бед и горя они принесут в мир!

– Так на них нет меток, – покрутил я головой. – Этот будущий убийца, а вот тот святой. Да и будь они, лечил бы все равно. Даже если отправите меня обратно.

– Это можно, – согласился собеседник. – Ты ведь там еще лежишь. Ну, очнешься, доползешь к телефону, вызовешь скорую. Тебя вылечат, протянешь несколько лет. Будешь жить в доме престарелых, вести разговоры со старушками, потихоньку пить в своей комнате, пока не преставишься окончательно. Тебя отпоют и отвезут на кладбище. Там, как раз новое открыли, на прежних покойники не помещаются. Похоронят, могилка зарастет бурьяном. И никто не придет, не помолится за усопшего. Тебя все забудут, ибо жизнь свою ты провел впусте. Ну, так как, возвращать?

– Нет! – сказал я.

– Тогда думай! – сказал он и поднялся. – Тебе дали разум и свободную волю. Вернули в прошлую жизнь, наделили даром. Соответствуй! Кому много дано, с того много спросится.

– И что делать?

– Как вы надоели! – буркнул собеседник и исчез.

Я растерянно покрутил головой. Возле меня не было никого и ничего – ни старичка, ни его кошелки с мухоморами. Не пахло сгоревшим самосадом, даже вмятины на песке, где сидел странный гость, не осталось. Видение? Вроде не пил вчера много… Я подумал и встал. Подхватил кошелку и пошел к лесу. Нужно все же набрать грибов…

Эпилог

Гейтс[87] открыл дверь Овального кабинета, подошел к письменному столу и пожал руку Бушу.