Книга Воровское небо - Роберт Линн Асприн

Уэлгрин встал.

— Возможно. По мне, так выглядит вполне безобидно. Но что я могу понимать в этом, а?

Ведемир счел за разумное промолчать. Потом спросил:

— Значит, это где-то в другом месте?

Буйные заросли дикого винограда заплели провалы окон и дверей бывшего дома Тасфалена Ланкотиса, давно пропавшего без вести и скорее всего погибшего. Они словно напоминали всякому, кто осмеливался сюда прийти, что с этим местом шутки плохи. Дом Пелеса — это место, где магия умерла, а дом Ланкотиса — место, в котором она еще сохранилась. В Санктуарии всегда были свои призраки. И проблема дома Ланкотиса была не в том, что там поселились демоны, а в том, что, похоже, через него они проникали в мир.

В окнах дома Ланкотиса время от времени мелькали отвратительные морды. Из-под полуобвалившейся штукатурки иногда раздавались странные звуки. Сквозь проломы в крыше порой виднелись вспышки света таких цветов, которые рассудок старался поскорее забыть. Ходили слухи, что дом не просто одержим демоническими силами, а даже хуже — в этом доме замурованы, как в тюрьме, те, кто потерпел поражение в битве при доме Пелеса. Жрецы Ильса и Саванкалы предпочитали не искать правды.

А те, кто правду знал, держали рты на замке.

— Что это? — Ведемир указал на окно во втором этаже, где полоскались в потоках вечернего бриза остатки истрепанной в клочья занавески. Виноградная поросль вокруг окна была оборвана.

Сдвинутые с места, полуоторванные листья трепетали на ветру.

Уэлгрин нахмурился. Он тоже заметил непорядок, но надеялся, что его новый лейтенант окажется не слишком наблюдательным. Сам он предпочел бы полезть прямо в ад, чем в дом Ланкотиса. Кто-то должен был выяснить, что же здесь случилось, но только не он и не сегодня днем — потому что, что бы здесь ни случилось, это не оно произвело ту вонь. Ветер был свеж и чист и нес с собой приятный запах медовых сот.

Благоразумно выбрав меньшее из двух зол, Уэлгрин направился обратно на улицу Тихая Пристань, откуда они с лейтенантом пошли туда, куда вели их носы. К черту предчувствия и предрассудки! После множества ошибок и бесплодных попыток они наконец набрели на дом, рядом с которым кишки у обоих скрутило в узел, а на глазах выступили слезы. Закрыв нос и рот одной рукой, Уэлгрин махнул другой Ведемиру, чтобы следовал за ним, и вошел во внутренний двор.

Капитан стражи рассчитывал обнаружить что-то невероятно большое и отвратительное, не во дворике они наткнулись на самого обычного осла, все еще запряженного в повозку. Только вот и осел, и повозка показались Уэлгрину до боли знакомыми.

Ведемир не разобрал, что там капитан бормочет себе под нос.

Он быстро закрыл руками рот и выскочил за арку у входа, откуда тотчас же донеслись характерные звуки.

— Что?.. Ох!.. Боги!..

Уэлгрин разозлился. Он пришел в такую ярость, что даже отчасти перестал замечать зловоние. Почти бегом капитан пересек дворик и обнаружил кучу отбросов, которая и испускала эту вонь.

Пинком он отбросил в сторону небольшую кучку мусора. Его худшие подозрения подтвердились. Набрав полную грудь воздуха, Уэлгрин закричал во всю глотку:

— Теодебурга!

Тишина. Ведемир вернулся и встал рядом с командиром. Имени он не узнал, но все равно присоединился к призывам начальника. Зловонный воздух до сих пор не убил его, а перестать дышать Ведемир не мог. Теперь смрад уже не казался таким невыносимо отвратительным — наверное, они просто принюхались. Это было похоже на то, как немеет тело на месте свежей раны.

— Те-о-де-бур-га!!!

Уэлгрин схватил какую-то палку и изо всех сил саданул ею по железному ободу колеса тележки. Деревяшка от такого удара разлетелась на мелкие щепки, так что оба мужчины зажмурились, сберегая глаза. А когда они снова открыли их, перед ними в арке двери стояла стройная маленькая женщина, а рядом с ней — кучка ребятишек мал мала меньше и другая женщина с младенцем на руках.

— Во имя тысяч проклятых богов, что ты здесь делаешь?! — Уэлгрин ткнул остатками деревяшки в сторону смердящей кучи.

Глаза Теодебурги раскрылись так широко, что стали не меньше, чем у прирожденных бейсибцев. Она сказала тихо — как будто голос донесся откуда-то из соседнего дома:

— Шаппинг.

Уэлгрин глянул на Ведемира, но тот только пожал плечами и покачал головой.

— Ну-ка, повтори еще раз, — сказал капитан, стараясь говорить как можно спокойнее. — Я не понял.

Женщина с младенцем посмотрела на Теодебургу, ребятишки тоже дружно подняли к ней головы, потом все они куда-то ушли.

Теодебурга прошептала, еще тише, чем в первый раз:

— Шаппинг…

— Говори громче, женщина! — Уэлгрин шагнул к ней. Он никогда в жизни не поднимал руки на женщину, как ни злился, но на этот раз сдержаться было ой как непросто.

Теодебурга упала на колени.

— Шаппинг… Шаппинг…

Ведемир рискнул здоровьем и схватил командира за занесенную для удара руку.

— Битье здесь не поможет. Эта женщина, судя по выговору, нездешняя. По-моему, она совсем не понимает, чего ты от нее хочешь.

— Она прекрасно все понимала, когда вынудила меня купить ей это ведьминское варево!

Ведемир отступил. Санктуарий был не настолько цивилизованным местом, где любой мужчина готов был вступиться за честь незнакомки. И Теодебурге оставалось только самой позаботиться о своем благополучии, что она и делала, суетливо ползая вокруг зловонной кучи. Она запустила руку в вонючие отбросы и достала полную горсть чего-то вязко-влажного, волокнистого. Держа это перед собой, словно оружие или щит, женщина приблизилась к Уэлгрину.

— Чтобы получить шелк, нужно сделать шаппинг — избавиться от той части коконов, из которых не получится волокна.

В каком-то далеком уголке памяти Уэлгрина промелькнуло смутное воспоминание — да, кажется, он знал, что шелк в самом начале процесса производства получают не в виде аккуратных мотков или клубков, как шерсть или лен. Шерсть получают от овец, лен растет на земле, а шелк… В самом ли деле шелк выходит из коконов?

Теперь, когда Уэлгрин припомнил, на что походил тот мусор, что они покупали в гавани, ему и в самом деле показалось, что обертки от статуэток выглядели как спрессованные коконы… Но то, что женщина держала сейчас в руке, больше походило на волокна расплавленного сыра, которые провисали у нее между пальцами, а то и хуже… И это уж никак не могло оказаться шелком!

— Она хочет заморочить нам голову, — поделился Уэлгрин своими подозрениями с лейтенантом.

Ведемир не знал, чему и верить. Он, конечно, не был художником, как его отец, но Лало все же научил сына видеть прекрасное.

А мать, Джилла, научила его немного разбираться в людях. Ведемир протянул руку и взял с ладони Теодебурги волокнистую массу. На ощупь эта гадость оказалась такой же противной, как и ее запах, но Ведемир закрыл глаза и постарался припомнить, каким был на ощупь настоящий шелк, который ему несколько раз приходилось держать в руках. И под вязкой слизью он ощутил тонкие и мягкие волокна.