Книга Время мушкетов - Денис Юрин

Когда до берега оставалось не более восьми-десяти метров, голые по пояс, лишь с мечами да ножами в руках герканцы покинули укрытие и открыто поплыли к берегу. Среди артиллеристов, застигнутых врасплох как раз за перезарядкой орудий, началась паника: кто бежал с позиций, испугавшись оказавшегося буквально под носом врага, кто принялся поспешно искать оставленные где-то поблизости мушкеты. К счастью, капитан Пьерон был научен горьким опытом предыдущих баталий – никогда не оставлять орудийные расчеты без прикрытия. Примерно с полсотни расположенных вдоль берега филанийских пехотинцев начали стрелять по плывущему неприятелю. Двадцать, а может, и тридцать пловцов так и не добрались до берега, их мертвые тела потом еще долго плавали по поверхности пограничного озера, но зато остальные полсотни, разозленные гибелью товарищей и ощущавшие насущную потребность согреться, быстро вскарабкались на земляной вал и вступили в бой. Зазвенели мечи, со всех сторон слышались крики и треск ломающихся прикладов. Вовремя бежавшие и поэтому пережившие эту безумную атаку филанийцы потом утверждали, что по пояс обнаженные диверсанты дрались с нечеловеческой силой и бесовским блеском в глазах.

Капитан Пьерон бросил на прорвавшегося врага фактически все силы: и солдат, и не успевших отправиться в лес охотников. В общей сложности на стенах форта осталось не более семидесяти человек, все остальные солдаты приняли участие в схватке. Командир торопился как можно быстрее если уж не перебить, то хотя бы оттеснить противника от орудий. По его предположению, герканский полководец непременно воспользовался бы моментом и вот-вот должен был отдать приказ о переправе основных сил.

Большой численный перевес быстро дал о себе знать, все еще сопротивляющиеся пловцы были окружены и безжалостно истреблялись. Однако вслед за вздохом облегчения, вырвавшимся из груди командира заставы, тут же последовал крик отчаяния, который, правда, никто, даже сам капитан Пьерон, не услышал.

Мир взорвался, взорвался в прямом смысле этого слова. Чудовищный столб огня вырвался из недр земли и поднял в воздух все, что находилось в радиусе двадцати шагов от него: обломки древесины, комья земли, искореженные жерла орудий и лафеты, а также множество обезображенных, хаотично дрыгавших изуродованными конечностями человеческих тел. Все произошло так быстро, так неожиданно, что выжившие целую минуту пребывали в оцепенении и смотрели, как падают с неба доски, металл и куски окровавленной плоти.

Только когда пыль осела и глазам капитана предстала ужасающая картина разрушения, он понял, какую непростительную ошибку совершил, бросив на занявшего артиллерийские позиции врага почти весь личный состав. Целью герканских пловцов было не захват орудий, не удержание их до прибытия подкрепления, им поручили взорвать находившийся в подземном блиндаже пороховой склад. Его оппонент, герканский командир, был не только умен, но и чрезвычайно жесток. Он отправил своих людей на верную гибель, не оставив им даже призрачного шанса выжить. В голове обескураженного капитана не укладывалось, как исполнять такой приказ согласились сами солдаты, явно осознающие, что идут на смерть? К тому же они не просто сражались, а дрались, как звери. Так сражаются лишь те, у кого с противником личные счеты.

«Но ведь война только-только началась!.. Откуда такая ненависть к филанийцам?!» – подумал капитан Пьерон и, чтобы хоть какое-то время не смотреть на режущие глаз последствия чудовищного взрыва, прильнул к подзорной трубе.

Увиденное в окуляр не помогло отправиться от шока и пораженческого настроения, а, наоборот, еще глубже низвергло командира заставы в пучину отчаяния. Ветер частично разогнал дымовую завесу, к тому же, видимо, услышав сотрясший округу взрыв, герканцы перестали подкидывать в костры еловые ветки с поленьями. На северном берегу озера копошились, как муравьи, около двух сотен солдат. Они волоком затаскивали на широкие, сколоченные из цельных сосновых стволов плоты двадцатичетырехдюймовые орудия. У фактически уже проигравшего битву филанийского капитана было богатое воображение, он мигом представил, что случится, когда эти мощные «малышки» достигнут середины озера, а канониры бросят якоря и откроют огонь. Они за считанные минуты разметают его форт по бревнышку, а уж только затем на опустевший филанийский берег ступит герканская пехота.

Не желая сдаваться в плен и не видя возможности удержать без орудий пограничный рубеж, капитан Пьерон отправил гонца в Марсолу, а затем тут же отдал приказ изрядно поредевшему гарнизону отступить в лес. Первое сражение в этой войне филанийцы проиграли, однако пока о капитуляции или о позорном бегстве не могло быть и речи.

Глава 13Хаос в Марсоле

Несмотря на то, что дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки, настроение у дракона было не ахти. Патриуна угнетало, что мерзавец-«полковник» попытался использовать его вслепую в своей грязной игре. Кроме того, у священника-лекаря появилась еще одна веская причина злиться, еще одна причина желать скорейшего отправления к праотцам возомнившей о себе черт-те что девицы. Как Патриун-старший, то есть священник, дракон винил охотницу в осквернении храма кровью и готов был за это отправить ее вместе со всей сворой подручных на костер. Как лютый зверь, алчущий человеческой крови и плоти хищник, ведь люди именно так представляли себе драконов, знакомых им лишь по глупым легендам, Патриун-младший жаждал оттаскать Онветту за волосы, прилюдно выпороть до поросячьего визга, посадить на кол, а затем съесть, не важно в сыром, слегка или хорошо прожаренном виде. Девица, которую он даже ни разу не видел, покусилась на святое – по ее приказу ловкий подручный осмелился убить человека в его угодьях, более того, напакостить в его жилище, где право умерщвления всецело принадлежало только ему.

Священнослужители любой Веры не прощают осквернения храмов точно так же, как люди и звери мстят обидчикам за грубое нарушение их прав на собственность, воспринимая всякое личное оскорбление подобного плана очень-очень близко к сердцу. Одним словом, дракону не терпелось наказать нахалку, а заодно помочь Вуянэ с реализацией его грандиозных планов не столько во имя человечества, которое, по мнению древнего существа, уже давно было способно решать куда более сложные проблемы, сколько из-за личной симпатии к жабообразному вельможе и для того, чтобы противникам маркиза было впредь неповадно рассчитывать на него в своих грязных замыслах. К тому же было бы чересчур неосмотрительно не прервать бренное существование амбициозных, жаждущих наживы и власти личностей, знавших, что где-то по дорогам континента под видом бродяги, наемника или священника расхаживает и наслаждается жизнью могущественный дракон.

Резонно рассудив, что глава филанийской агентуры в Марсоле попытается скрыться, Патриун решил не терять времени даром. Кроме грозной с виду и не только с виду абордажной сабли, дракон прихватил с собой парочку кинжалов, обагренный кровью Кюсо стилет, а также засунул за пояс парочку пистолетов. Конечно, он мог задавить «полковника» и голыми руками, притом не одного, а вместе с кодлой его подручных, но тогда бы ему пришлось злоупотребить своими способностями и обречь себя на телесные муки, ведь человеческая плоть слаба, она неспособна долго выдерживать большие нагрузки. Патриун хорошо помнил, что с ним произошло в Альмире примерно сто лет назад: стоило всего пару раз дыхнуть огнем, как около месяца он мучился, искренне полагая, что умирает. Хоть тогда все и обошлось, но дракон дал себе зарок, сражаться в человеческом облике исключительно по-человечьи и лишь иногда, в самых безвыходных случаях, позволять себе вольности.