Книга Песнь Серебряной Плети - Бранвена Ллирска

— Да, мистер Синяя Борода, — угрюмо кивнул Киэнн.

После громады главного пещерного холла, кухонька казалась крохотной конурой, хотя при этом конурой весьма аккуратной и ухоженной. Правда, в расписной фарфоровой чаше рукомойника и впрямь обнаружилась объемная гора немытой посуды — как по заказу. На столе в глубоком керамическом блюде под крышкой завалялись остатки тушеной крольчатины с грибами в сливочном соусе, а неподалеку — завернутое в кружевную салфетку овсяное печенье с сыром. Киэнн попробовал есть, но кусок не лез в горло. До сего дня и часа он был полностью уверен, что Эйтлинн совершает величайшую в мире глупость, а теперь выходит, что эта глупость, по меньшей мере, оправдана. Потому что, если заменить Аинэке не сможет ни он сам, ни ее прямой потомок, появления которого, по словам Эрме, она так старательно избегает… Тогда вся надежда только на этот неожиданный подарок судьбы. Или — считай, мы все ходячие мертвецы.

Спать тоже не тянуло. Несмотря на смертельную усталость и практически бессонную неделю. Но исполосованная спина болела так, что шевелиться лишний раз без надобности точно не хотелось. Вне всякого сомнения, Эрме мог наколдовать хоть какую-то лежанку двумя щелчками пальцев, но то ли не нашел нужным утруждаться, то ли из принципа не стал этого делать. Ну и хрен с ним, подумаешь, удивил! Все лучше, чем на асфальте под открытым небом. Киэнн выбрал место у дальней стены и ничком растянулся на полу. Сон упрямо не шел. В голове по-прежнему плясал «кордебалет» бесполезных, путаных мыслей, выделывая пируэты, кульбиты и сальто-мортале…

До вечера еще, должно быть, далеко. Не мог же он весь день до заката излагать сумасшедшему пикси свои похождения в мире мертвых! Кажется, в главном холле было какое-то загадочное подобие часов, и если он хоть немного понял принцип их работы, то, надо думать, солнце едва перевалило зенит…

М-да, солнечного света ты опять лишен. Не жалуйся, ты сам сделал выбор!

Выбор… А он у меня когда-то был?

«Ты больше ничего не решаешь, Дэ Данаан». — Я уже очень давно ничего не решаю, Этти. Только, как футбольный мяч, качусь, куда пнут.

Еще поплачься!

Интересно, что у него там, за этой запретной дверью? Полный шкаф скелетов? Гомункулы в колбах? Инкубатор летучих мышей-вампиров? Скорей всего, там можно стянуть какое-нибудь особое снадобье… Чтоб, например, больше ни черта не помнить. Или чтобы, хотя бы поменьше болело. Угу, только если твой новоявленный хозяин тебя поймает — точно не пощадит. А поймает наверняка, вор из тебя никудышный.

А еще можно по ошибке хлебануть такого, от чего вырастут уши как у осла и нос до пояса. Тебе пойдет. Осел ты и есть осел.

Эрме наверняка лгал ему. Как-то очень искусно лгал, поскольку лжи он не почувствовал. Но сорок тысяч жертв? Быть того не может! Для чего бы ей это могло понадобиться? Это же практически шестая часть населения Маг Мэлла.

А для чего тебе понадобилось положить четыре сотни? Хочешь сказать, что ты теперь такой чистенький? Чему научил, то и получил.

«И она только набирает обороты». Киэнну вспомнились слова Тьярлы в Кэр Анноэт: «Детей каких-то бросают». Надеюсь, ты это иносказательно, Тьяр. Но тогда почему Нёлди ни словом не обмолвился на этот счет? Только Хильд свою и упомянул… Ну как «почему»? Потому что он — фейри. Нормальный фейри, которому глубоко плевать на все, что выходит за пределы его личного пространства. «Это не мое дело».

И что теперь? Замкнутый круг? Если она действительно решилась пойти по этому пути… Логика, очень определенная логика в ее поведении как раз вполне есть, и она даже может добиться своего. Теоретически. Но, Фенрирово семя! До чего же мы тогда докатились, Айнэ? Во что превратились? И как давно?

Эрме считает план Эйтлинн разумным. Она сама тоже считает его единственным доступным выходом. Но нельзя делать королем младенца! Никого нельзя сделать королем Маг Мэлла насильно, это должен быть его осознанный выбор, иначе оно не сработает! А ждать мы, вероятно, тоже не можем. И… Что будет с тобой, Этт, если этот «выбор» все-таки убьет его? Кем мы с тобой будем тогда?

Сорок тысяч. Сколько ты себе купила за эти сорок тысяч, Айнэ? Или я ошибаюсь на твой счет?

Вероятно ты прав, Эрм. Насчет уроков истории. Но история историей, а когда король нарушает закон — каким бы нелепым и бессмысленным он ему ни казался — платить за это неизбежно приходится другим. Может быть, было бы куда проще честно умереть девять лет тому назад. Проще и правильней. И не порождать волну, которую ты теперь не в силах остановить.

Взгляд его снова упал на запретную дверь кладовой. Ну должна же там быть какая-нибудь бутылка с черепом и костями на этикетке! Отличное лекарство!

Киэнн встал и решительно потянул ручку двери на себя.

Изнутри пахнуло гнилым смрадом. Длинный коридор уходил в темноту. По обоим бокам на крючьях висели трупы. Мужские, женские, младенческие, ссохшиеся, полуразложившиеся, облезлые, безгубо скалящиеся и безглазо взирающие. Одни походили на мумии, другие, еще относительно свежие — на мясные туши. Все тихо покачивались при каждом дуновении ветра. От некоторых начали отваливаться куски: от кого нога, от кого кисть руки. Под ноги покатилась чья-то голова, зловеще клацнув зубами.

Сам не зная зачем, Киэнн пошел дальше, раздвигая мертвецов, преграждавших путь. На всех висели бирки с номерами. Киэнн перевернул одну и прочел надпись на обратной стороне. Имя было знакомым. Но он не мог вспомнить.

Эйтлинн стояла на коленях у трупика подвешенного за щиколотку младенца и горько рыдала. Рвала на себе волосы, расцарапывала лицо до крови. Ветер трепал ее белые, седые волосы.

— Я предупреждал тебя, Этт.

Собственный голос показался ему чужим и гадким. Она с негодованием обернулась:

— Ты ничего не объяснил! Почему ты ничего не объяснил? У тебя было пятнадцать лет, чтобы это сделать!

Киэнн изумленно перевел взгляд на мертвого младенца. Да, несомненно, это был подросток пятнадцати лет. Синюшная кожа его потрескалась и оттуда стекал густой гной.

— Я пятнадцать лет не видел тебя, Этт, — пояснил ей Киэнн. — Ты не возвращалась. А теперь слишком поздно.

— Ничего не поздно! — Она указала на огромные диковинные часы с ползущим из зенита на восток солнцем. — Все еще можно переиграть.

Яростный порыв ветра растрепал ее волосы, захлопал крыльями вороны серый плащ за спиной. Ветер рвал в клочья останки подвешенных мертвецов и уносил прочь охапками сухих листьев. А потом из темноты, пустой бездны, что только что была ею, была его Эйтлинн, хлынули сорок тысяч безликих призраков. Сорок тысяч расплывчатых теней с пылающими осязаемой ненавистью глазами. Сорок тысяч белых, красноухих псов Аннвна, воющих предсмертным криком баньши.

Они выстроились в ряды и шеренги, как терракотовая армия, и их плоские татуированные лица походили на черепа в люстре Кэр Анноэт. Обсидиановый кинжал в темных, измазанных кровью пальцах жреца — его собственных пальцах — упал на жертвенный алтарь, пронзая маленькое, хрупкое тело огненноволосой девочки — его собственное тело…