Книга Обезьяна приходит за своим черепом - Юрий Домбровский

- Ну, я вас, голубчики, кажется, научу служить, - сказал он тихо, злобно и спокойно. - Вы у меня, кажется, узнаете, что такое война.

- Эти женщины живут тут, за бугром, - быстро и тонко сказал вдруг бойкий солдат. - Если герру оберсту угодно, мы покажем.

- Нет, это герр оберет сейчас вам кое-что покажет, - сухо улыбнулся Курцер. - Альфред, посадите к себе этих героев, пусть ведут.

В это время за кустами что-то произошло, быстро и прямо блеснул зеленый фонарь, и вот на дорогу вывели высокую девушку в наручниках. На ней было модное, но разорванное платье - рукав висел - и городские туфли. Сзади нее шел охранник, держа парабеллум.

- Вот с ним и говорите, - сказал он тихо, кивая головой на Курцера, а мы что!

Старший из группы подошел к Курцеру.

- В кустах ничего не обнаружено, - сказал он громко. - В одном месте трава примята, и там лежат две консервные банки, но они после дождя до половины полны водой и, видимо... - он задохнулся, потому что слишком торопился и трусил.

Этот анекдотический рапорт совершенно взорвал Курцера. Он повернулся и пошел к автомо-билю. Руки у него слегка тряслись. Он тяжело дышал. Дымчатый, синеватый рассвет почти совсем растворил темноту, но Курцер не видел этого. Желая дать простыть гневу, он наклонился и сорвал лоснящийся широкий лист ландыша. Полная, круглая капля, непрозрачная, как комочек ртути, скатилась по его руке. Он приложил к разгоряченному лицу жесткий лист и простоял так с минуту неподвижно. Потом молча подошел к автомобилю, сильно рванул дверцу и залез в него. И сейчас же около него появились с разных сторон начальник охраны и секретарь.

Курцер сидел, призакрыв лицо одной перчаткой, и около нижней губы его, как часы, пульси-ровала какая-то жилка.

- Альфред? - спросил он после небольшой паузы.

- Да? - наклонился к нему начальник охраны.

- Откуда они взяли эту ундину?

- Она сидела в кустах и когда увидела нас, то прыгнула в овраг и бросилась бежать. Говорит - шла в город на работу и остановилась, чтобы отдохнуть.

- Что же, может быть и так, - согласился Курцер. - Увидела вас и испугалась.

- Но она из здешней деревни, - сказал секретарь.

- Что же, и это вполне вероятно, - сказал Курцер, закрывая глаза. Ему на секунду все стало противно и безразлично. Огромная, безликая усталость находила на него. Но он знал, что это сейчас же пройдет.

- Но странно, - сказал секретарь, - она должна была видеть этого убитого. Не может быть, чтобы он не прошел мимо нее.

Курцер молчал.

- И то еще странно, - пожал плечами лейтенант, - что она села отдыхать, находясь за версту от деревни.

- В деревню! - вдруг приказал Курцер и вскинул голову. - Едем в деревню! И бабью рубаху тоже захватите! - продолжал он яростно, так что даже пена показалась у него на губах. - Там мы отдадим ее по назначению. Хочу я посмотреть, что это за гнездо. Едем!

Женщины, к которым шли солдаты, жили за бугром. Но Курцер вдруг опомнился: "Еще чего недоставало! Ехать в такое время к бабам! Проверять комендантскую охрану! Я в самом деле схожу с ума".

- Альфред! - крикнул он. - Поворачивайте к самому крайнему дому и машину остановите шагов за десять. В дом я войду один.

- Но, полковник, - пробормотал лейтенант, с испугом глядя на него, ведь только что...

- Я войду один! - зло повторил Курцер. - Идите вы к дьяволу, лейтенант! Поняли?..

...Дверь отворилась не сразу. Сначала кто-то долго кашлял, потом заскрипела деревянная расходившаяся кровать, кто-то прошлепал в туфлях и вслед за тем зазвенело что-то металлическое - видимо, он задел ведро. Потом уж кто-то подошел к двери и остановился, прислушиваясь. Закусив губу, Курцер толкнул дверь.

- Кто там? - быстро спросил тогда хриплый старческий голос.

- Отворите! - приказал Курцер. - Продовольственный комиссар вашего округа.

С минуту за дверью молчали.

- Ну, - сказал лейтенант и ловко локтем оттер Курцера и сам встал на его место, - мы же ждем вас! Скорее!

Звякнул крючок, но дверь не отворилась. Тогда лейтенант ударил кулаком по двери, она распахнулась.

Высокий старик с длинной желтой бородой, лиловыми мешками около тяжелых, красных, вывороченных век стоял перед ним. Он выглядел как человек, с которого содрали одежду, - такой он был растерянный и сбитый с толку. В его склерозной, жилистой руке, покрытой лиловы-ми узлами, была зажата уже не нужная ему свеча. На нем была кремовая длинная рубаха, и на ней неуклюже сидела красная суконная жилетка (когда же и кто носил такие костюмы?). Старик молча, по-детски вздохнул и отшатнулся от входа, и тогда, чуть не сшибая его с ног, в дом прошел сначала лейтенант, потом Курцер и четверо человек охраны.

- Надо открыть окна, - сказал лейтенант, стоя среди комнаты. - Быстро, ну!

Сзади Курцера что-то завозилось и быстро перебежало комнату. Он мельком посмотрел - ставни были уже открыты, - и Курцер увидел, что это старуха, желтая, морщинистая, в длинной белой рубахе и в ужасном кружевном чепце.

Он огляделся. Комната чистая, даже беленая, но не особенно большая. В углу стояла крупная фигура богоматери со сложенными руками, похожая на кормилицу, с двумя венками из пыльных, серых бессмертников. В простенках висело несколько швейцарских видов, и на одном из них низвергался с отвесной острой горы водопад, выложенный перламутром, а под ним, и совсем не к месту, висело распятие, опять-таки в венке из бессмертников. На специальных полках стояли две большие узорные пивные кружки, украшенные белыми слепыми барельефами.

Курцер отодвинул сломанный стул и сел.

- Вы и есть хозяин? - спросил он старика. Вынул из кармана портсигар и положил его на стол.

- Так точно, ваша милость, - ответил старик, глядя на Курцера.

- Вас только двое? - спросил Курцер, быстро оглядывая комнату прозрачными, рысьими глазами. - Вот я вижу богоматерь, вы католики?

- Так точно, ваша светлость, - повторил старик, кланяясь, - католики, и я и старуха.

Курцер не сводил с него глаз. Лицо у старика было встревоженное, но не видно было, чтобы он особенно трусил.

- И больше с вами никого нет? - Курцер все оглядывал стены, стараясь выхватить какой-нибудь характерный предмет, который бы говорил о присутствии третьего лица, и не мог. Швейцарские виды, статуя мадонны, распятие да две немецкие пивные кружки - вот и все, что было в комнате. Сына у вас нет?

- Не видим его пятый год, - ответила старуха, - даже где он, и то не знаем. Говорят, что живет где-то в городе Париже, а правда, нет - так и не знаем. Прислал года два тому назад карточку - он в автомобиле за шофера, и больше от него ничего нет. Вот, не угодно ли взглянуть, ваша светлость?