Книга Дети грозы. Книга 2. Ее высочество Аномалия - Мика Ртуть

– Если она будет спрашивать, где я – ты не знаешь, – велел Дайм.

– Разумеется, не знаю, – невиннейшим тоном ответил Герашан. – Совершенно незнакомый интерьер за вашей спиной, шеф. Кстати, шеф, что там с моим следующим званием?

– Не обнаглели ли вы в корягу, капитан?

– Никак нет, полковник. Но если не звание, то может быть, отпуск? За последние двенадцать лет.

– Пиши запрос в контору, капитан, – ухмыльнулся Дайм. – Когда там кто-нибудь появится, непременно рассмотрят.

– Я вам уже докладывал, полковник, что мой шеф – тиран и самодур?

– Восемнадцать раз.

– Ну тогда сразу дважды, для ровного счета.

– Дважды тиран и дважды самодур… хм… пора гордиться. Такая репутация у подчиненных дорогого стоит.

– Все трепещут, шеф, и произносят ваше имя с благоговейным придыханием. О! Слышите? Вот так! – Герашан замолк, давая Дюбрайну возможность насладиться воем голодного лича где-то под окнами. В этом вое явственно различалось «Суки! Ненавижу!»

– Хорошо поет, – мечтательно прижмурился Дюбрайн. – Душевно! Гвардия Альгредо тоже ловит беднягу?

– Все утро. Шеф, может, пора поймать кого-нибудь?

– Поймаем, но не так сразу. Держи циркуляр, Суард объявлен зоной магической опасности четвертого уровня. Гражданскому населению рекомендуется валить к шисам собачьим.

Дюбрайн щелчком пальцев отправил Герашану официальные бумажки, прямо через зеркало. Тот их просмотрел и восхищенно присвистнул.

– Люкрес и Саламандра подписали это?! Как вам удалось, шеф?

– Не мне. Полпреду Конвента. «Четкая координация действий и взаимопомощь между конторами…

– …залог безопасности государства», – процитировал устав Магбезопасности Герашан. – Дивны дела ваши, о Близнецы.

– Работайте, капитан, работайте. Молиться будете потом.

– И спать тоже… – проворчал Герашан под нос.

На что Дюбрайн только ухмыльнулся и погасил зеркало. И без паузы, тем же жестом подвесил перед Роне кружку шамьета со сливками.

– Светлого утра, мой темный шер.

– Мне нравится твой настрой, мой светлый шер, – сев в постели и отпив глоток в меру горячего и в меру сладкого шамьета, отозвался Роне.

– Как ты слышал, ужасную нечисть так и не поймали. Видимо, провалилась в Ургаш.

– Ай-ай-ай! – послышалось тихое, но возмущенное из-под кровати. – Тюф хороший, Тюфа нельзя в Ургаш!

– Обнаглел в корягу, кучка костей, – усмехнулся Роне.

Под кроватью обиженно завозились, но спорить не стали. И вылезать тоже. А за окнами снова завыло, почему-то сразу с двух сторон. Роне вопросительно поднял бровь:

– Шер Кельмах успел размножиться?

– Ну что ты, мой темный шер. Это всего лишь феи-пересмешники. Лич сидит в башне Заката и рассказывает Зефриде, как он был неправ и как сильно раскаивается.

– Ты спрятал его… о добрые боги! – Роне рассмеялся и чуть не пролил остаток шамьета. – Магбезопасность с чувством юмора… с ума сойти…

Дайм только хмыкнул и, прикрыв глаза, отпил еще шамьета. А Роне… он сам не понял, почему в груди защемило и перехватило дыхание. Ничего же не случилось. Ровным счетом ничего. Просто… все было слишком хорошо. Как прекрасный сон. Как сказка.

Мысль о скоротечности сказок Роне отогнал. Дурные предчувствия – вернейший путь к дурным событиям. К Мертвому их. Все будет хорошо. Уже хорошо, прямо сейчас.

Пока Дайм мечтательно жмурился – не столько наслаждаясь шамьетом, сколько вспоминая собственный сон, о чем ясно говорило его возбуждение – Роне выскользнул из постели и, как был обнаженным, приблизился к нему. Опустился на колени у кресла, между ног Дайма. Положил ладони поверх его рук, обнимающих чашку с шамьетом. И шепнул:

– Ты пахнешь Грозой, мой светлый шер.

Вспышка эмоций Дайма на миг ослепила Роне – хрупкое недоверчивое счастье, нежность, потребность защитить свою возлюбленную, восторг, сводящее с ума желание… и крохотный отзвук сомнения: примет ли это все Роне? Не будет ли ему больно?

– Я счастлив твоему счастью, мой свет, – ответил на невысказанный вопрос Роне, пряча подальше обжегший его стыд.

Он так и не сказал Дайму всей правды. В отличие от Дайма – тот не стал ничего скрывать. Доверился Роне. Истинно светлый шер. Проклятье, но не говорить же ему прямо сейчас: я обманул тебя, дружище, я взял ее первым. Испортить Дайму это прекрасное утро было бы как-то уж совсем подло и цинично.

Потом. Он обязательно все расскажет потом. А сейчас…

Сейчас Роне притянул Дайма к себе и прижался щекой к щеке, впитывая окутывающий его запах грозы и шамьета, его такое хрупкое и такое драгоценное доверие. И – отдавая свое. Доверие, понимание, любовь. Свой дар.

Хрупкий, драгоценный миг слияния душ, когда мир рассыпается на осколки и воскресает вновь – один на двоих. Изумительно цельным, ярким и правильным. Миром, где свет и тьма – лишь две стороны одной любви. Миром, где прохладная, нежная гроза обнимает их обоих, щекочет ноздри запахом свежести и весны, ласкает дождевыми струями, растворяет их в себе – и сама впитывается в них обоих, и капли шепчут: «Я люблю тебя, Дайм, мой Дайм…»

«Я люблю тебя, Дайм. Мой свет», – повторил Роне. Одними губами, потому что горло перехватило от какого-то странного чувства. Может быть – нежности. Может быть – восторга. Может быть – от ощущения яркости и неповторимости именно этого мгновения. Или просто от счастья жить, по-настоящему жить, только здесь и сейчас, без прошлого и будущего – ослепительно прекрасным настоящим моментом…

Сколько длился этот момент, Роне понятия не имел. Он не задумывался о таких странных и далеких материях, как время. Ему достаточно было обнимать Дайма, защищать и изучать его – потоками одной на двоих магии. Без слов, но идеально понимая друг друга. Просто даря этот миг ослепительной радости бытия друг другу.

«Я дарю тебе мое сердце, мою жизнь и драконью кровь в моих жилах», – звучали слова Единения в каждом касании магических потоков, в каждом вдохе, в каждом биении пульса, одного на двоих. И Роне был уверен: Двуединые слышат. Они здесь, со своими детьми, плотью от плоти своей, кровью от крови. И если сейчас сказать эти слова вслух – Дайм повторит, не сомневаясь ни мгновения.

Роне почти сказал. Почти успел. Не забыв ни о Шуалейде, ни о Линзе. Нет. Просто нужно было – сейчас, вдвоем. И будь что будет.

– Дайм, я… дарю тебе… – начал Роне, и тут в дверь башни Рассвета ударила чья-то тяжелая рука.

– Именем императора! – прогрохотал магически усиленный голос голема.

В башне Рассвета лейтенант Диен не нашел ничего – и, главное, никого! – постороннего или подозрительного, если не считать полирующего колбы в лаборатории Эйты. Даже сам Роне толком не понял, как Дюбрайн умудрился исчезнуть сам и убрать все следы своего присутствия, а заодно припрятать гоблинского шамана. Конечно, если бы не исчез и не припрятал, вдвоем они бы и лейтенанта Диена уж как-нибудь обезвредили. Ради Дайма Роне готов был на открытый конфликт с императором, Конвентом и самим Мертвым. Но – повезло.