Книга Почетный пленник - Владимир Привалов

– Разве мы спросили Немого, хочет ли он выходить из нашего защищенного убежища и ехать навстречу неизвестности? Однажды плохие люди отрезали ему язык и чуть не убили его самого, но я остановил их. А он поклялся ехать со мной туда, куда мне будет нужно. И теперь он возчик – и без него мы не сможем тронуться с места. Пленник ли он?

Немой еще громче причмокнул и щелкнул вожжами. Мулы недовольно махнули хвостами и прибавили шаг. А Ултер опять промолчал.

– Я не спал всю ночь. Мое нутро грызут огненные черви, и даже говорить с тобой невыносимо. Но я должен успеть хоть что-то оставить в твоей голове. И должен закончить дело. Чтобы жители Ойдеты понимали, что не зря они стали Дорчариан. Что Суд Хранителей рассудит их. Таков мой долг. Пленник ли я?

Услышав о странных огненных червях в животе у Хранителя, Ули вскинул голову. Но, услышав о долге, вновь спрятал глаза. Отец и Гимтар тоже любили говорить о долге. И о том, что Старший должен быть умнее. Но теперь-то он ведь Младший, так? Чего же этот старик к нему прицепился?

– Или, к примеру, сын дана Дорчариан. Тот, который остался. Может ли он перечить своему старому, больному прадеду и вести себя как капризный мальчишка? Как обычный маленький мальчик?

После таких слов отсидеться молча стало невозможно. Ултер выпрямился, расцепил руки и поднял голову. Посмотрел на Хродвига. Его бледное лицо было покрыто мелкими бисеринками пота.

– Нет, Хранитель. Так вести себя не пристало.

– Вот! – поднял вверх палец Хродвиг. – Обычному маленькому мальчику – пристало, а сыну дана – нет. Не потому ли, что сын дана – пленник?

На этот вопрос Ултер не ответил. Потому что не понял. То ли так прадед ругался, то ли хотел чего… Ултер вежливо посидел еще какое-то время – вдруг Хродвиг еще что-то скажет, но старик молчал. И тогда мальчик откинул занавесь и посмотрел в окно.

Хоар к тому времени слегка обогнал их, возглавив процессию. Дорога поднималась вверх и уходила за поворот, к которому они приближались. Высоченные ели тяжелыми мохнатыми лапами стелились по самой земле. Как будто старались сжать дорогу и сделать из нее тропинку. Ули представил, как там, за поворотом, огромный Джогу-Вара лежит в большой-большой луже темной крови, со стрелой в сердце и копьем в животе, и расстроился.

«Этот Джогу-Вара хороший. А хороших Джогу-Вара убивать нельзя! Плохих – можно!»

Ойкон, видимо, думал о том же, поэтому и не вылезал из своего угла, крепко сжимая худые ноги и подтянув колени под самый подбородок. Ули случайно увидел, как вдалеке, позади, из-за дерева опасливо выглядывает староста Эйдир в своей дурацкой шляпе.

«Боится, что Джогу-Вара еще не убили и что тот ему голову оторвет! – злорадно подумал Ули. – Вместе со шляпой!»

Впрочем, когда они преодолели поворот, никакого большого мертвого Джогу-Вара в большой-большой луже крови там не оказалось. И живого Джогу-Вара Ултер тоже не заметил. Но посмотреть все равно было на что. Едва они повернули, как их повозка вновь встала на краю огромной поляны. Высоченные ели раздались вширь, и белые пики гор привычно заняли свое место на горизонте. Дверь распахнулась, открытая Хоаром. Ултер, наученный горьким опытом, посмотрел на Хродвига и спросил:

– Можно?

Дождавшись кивка старика, мальчик спрыгнул на землю, не дожидаясь, пока Немой вытащит и приладит лесенку. Спрыгнул – и замер, распахнув глаза и раскрыв рот от удивления.

На просторной поляне широкой сетью спускались по склону многочисленные ручьи-ручейки, весело звеня и скача с уступа на уступ, обрушиваясь вниз небольшими водопадами. Струи водопадов, рассыпаясь алмазными брызгами, переливались в солнечных лучах, а над некоторыми из них в облаке водяной взвеси переливались радуги. И над многими ручьями, в разных местах, крутились водяные колеса. Их было много – одни побольше, другие поменьше, третьи совсем маленькие. Одни стояли под водопадом, и водяная струя падала прямо на колесо. Другие располагались над ручьем, и течение спокойно и равномерно раскручивало механизм. Они скрипели, хлопали и булькали, погружая лопасти в ручей. Но даже не это заставило замереть Ултера, как и его спутников.

Впереди, напротив остановившейся повозки, полукругом стояли чернобурочники со своими копьями. Впрочем, держали они их наконечниками вверх, а пятки копий уперли в землю. Они окружили странного мужчину с всклокоченной шевелюрой спутанных волос в длинном, видавшем виды дорожном плаще имперского кроя. Высоко в горах такие плащи не носили. Странный мужчина сидел на камушке перед какими-то необычными глиняными бочонками странной формы. Таких Ултер раньше не видел и не мог разгадать, что перед ним.

Незнакомец сидел на камышовой циновке с закрытыми глазами и… вовсю играл на свирели! Он ловко перебирал длинными пальцами, и мелодия у него выходила трогательная, протяжная. Музыка, отражаясь от соседних склонов, висела над поляной, над радугами и водопадами, запутываясь в верхушках деревьев и вплетаясь в неумолчный звон ручьев.

Сзади послышались скрип, тяжелое дыхание – и вскоре тяжелая ладонь Хранителя опустилась на плечо мальчика. Но Ултер не шелохнулся. Не видел он и того, как рядом с Хродвигом встал Ойкон, улыбающийся от уха до уха. Не смог посмеяться над тем, как опасливо показался на поляне Эйдир, держа своего ослика под уздцы. Ничего этого мальчик не видел и не слышал. Не слышал ничего, кроме чудесной музыки, которая своими теплыми волнами уносила его в неведомые дали.

Но все кончается, закончил играть на свирели и незнакомый музыкант. Он убрал от губ дудочку, немного еще посидел с закрытыми глазами, словно прощаясь с исчезающей мелодией, и открыл глаза.

Ултеру показалось, что его глаза тоже открылись, пусть он и не закрывал их. Ему стало так легко, что, казалось, подпрыгни – и улетишь под самые облака! Чувство было новым и интересным, но все впечатление испортил дурачок Ойкон, который с криком: «Гворф! Ты живой!» – так быстро пронесся мимо, что Ули отшатнулся от неожиданности. Однако чернобурочники преградили путь Ойкону копьями, не позволив подростку приблизиться к музыканту.

Незнакомец, который при возгласе Ойкона повернулся к ним лицом, легко встал с камня, словно и не сидел долгое время, и широко улыбнулся:

– Ну наконец-то вы пришли, дорогие гости! Я играю эту мелодию своим подружкам каждый день. Играю три раза в день – рано утром, днем и вечером. Вот и не смог прерваться, а то они обидеться могут…

– Кто они? Какие подружки?.. – не выдержал Ултер. Плечо больно сжала рука Хродвига, и он осекся. Впрочем, музыкант не обратил внимания на то, что какой-то мальчик задает вопросы раньше остальных. Он вообще на Ултера не обратил особого внимания и смотрел сейчас только на Хродвига.

– Как кто? – удивился мужчина. И повернулся к странным глиняным бочонкам. – Пчелки мои драгоценные, конечно! Какие здесь, в горах, пчелки добрые, щедрые и какой мед душистый, целебный делают! Не то что в Империи – и люди злые, и пчелы. Злые, кусачие… – Музыкант нахмурился, задумался о чем-то и застыл на месте.