Книга Броманс - Наталья Колесова

* * *

Уже второй день тетка бродила по дому какая-то задумчивая, даже ворчать стала вдвое меньше. Сэмми начала приглядываться с подозрением — уж не заболела ли — как опекунша призвала ее «для важного разговора». Через четверть часа Сэмми влетела в свою комнату, громко хлопнув дверью. Так кончается почти каждая их более-менее продолжительная беседа, но в этот раз тетке не было до воспитательного процесса. И самой Сэмми — тоже.

Потому что объявилась Тина.

Ее мать.

Позвонила позавчера, сообщила, что будет в Рэдвуде проездом и хочет повидать дочку.

Ну надо же! Ни с того ни с сего вспомнила вдруг, что у нее дочь имеется!

Когда Сэмми озвучила эту мысль, тетка начала говорить, что мать, возможно, изменилась, наконец повзрослела, взялась за ум. Казалось, опекунша пытается убедить в этом саму себя. Саманта не обязана проводить с Тиной целые дни — никто же ее не освободит от школы (в первый раз Сэмми была с этим согласна), просто вести себя вежливо и послушать, что ей мать скажет…

— А что она может сказать? — фыркнула Сэмми. — Не собираюсь я ее слушать! И вообще встречаться!

Взлетела по лестнице, не слушая окликов. Хлопнула дверью и рухнула на кровать.

Нарисовалась! Ждали ее тут! Соскучилась, видите ли, по своей малышке! Знать не знает, что «малышка» давно уже на пару голов выше ростом! Да мать вообще ничего о ней не знает! Ни разу за все эти годы не написала, ни позвонила. Встретит свою дочь на улице и не признает. Да и она — тоже.

Пободав лбом подушку, Сэмми полежала еще и нехотя сползла достать из-под кровати старую пыльную, украшенную наклейками коробку: там хранятся детские сокровища, которые она давно уже переросла, но выкинуть все ещё жалко. Не жалко — некогда! — тут же поправила себя Саманта, достав конверт со старыми распечатанными фотками. Вот она сама года в три, потом в семь. То щербатая, то зубастая, но везде неизменный взгляд исподлобья. Волчонок… Вот с матерью. Вот крупный снимок Тины. Пару раз разорванный и пару раз склеенный. Помнится, как к груди прижимала и рыдала по ночам в голос. Надеялась, что мамаше каким-то телепатическим образом передастся ее горе и то, как она скучает… Смех, да и только!

Сэмми в очередной раз попыталась найти родственное сходство и в очередной раз не нашла. Уж не перепутали ли ее при рождении в больнице, и вместе с неизвестным отцом у нее в анамнезе имеется еще и неизвестная мать? Тина Коултер — куколка, как не посмотри. Разве что в очертании рта есть что-то общее. Но если у Тины губы изогнуты капризно, у нее самой — презрительно. А, к чему это ворошить? Разве для того только, чтобы опознать женщину, если та все-таки заявится к ним в дом…

Утром Сэмми приплелась на кухню разбитая: полночи вертелась на постели, разрываясь между злостью, обидой и вновь проснувшейся детской неприкаянностью. И не хотела видеть мать и одновременно хотела — просто высказать в лицо, что о Тине думает. Ссутулившись, Сэмми ковыряла ложкой давно размокшие склизкие хлопья. Не видела, но чувствовала, как тетка то и дело посматривает на нее. Но вот странно — помалкивает. Отодвинув нетронутую чашку, отпила кофе и скривилась: давно остыл, противный. Сунув руки в карманы, побрела из кухни.

— Саманта…

И голос-то у тетки необычный — нерешительный. Не останавливаясь, Сэмми дернула плечом. Бросила:

— Пусть приезжает. Но я ничего не обещаю!

Не нужны ей никакие утешения (врет) или наставления (правда), высказать бы, что накипело. Как назло, Марси сегодня занята — родители повезли менять зубные скобки, а заодно и шопингом заняться. И Клара уехала то ли на какой-то переучет, то ли на учебу. Целый день ждать прибытия матери (Тина обещала приехать к шести после полудня), это ж рехнуться можно! Тем более, что тетя с утра принялась выскребать весь дом с чердака до подвала, как будто грозилась нагрянуть опекунская комиссия, то и дело шпыняя племянницу.

Сэмми вышла на улицу, огляделась в поисках утешительного Кота — обнял бы и в ответ на ее ругательства и жалобы напел свою успокаивающую уютную песню. Но зверь, похоже, вполне прижился у Лоу и о набегах на заброшенный дом больше не помышлял. Кстати, на ее объявление о живой находке никто так и не откликнулся. Сэмми серьезно пораздумывала, не заявиться ли сейчас на Холм с инспекционной проверкой: как тут кормят подопечное животное, не обижают ли. Но представила реакцию обоих Лоу и со вздохом отказалась от этой идеи. Если добавить к ожидаемому визиту матери еще и презрительные взгляды и ядовитые реплики Хиро… это уже будет перебор.

Поэтому Сэмми просто бродила по улицам, то и дело поглядывая на часы — не пора ли возвращаться. Пришла домой к пяти, уставшая и замерзшая. Дом был полон умопомрачительных запахов еды и печева. Сэмми заглянула на кухню. Сосредоточенная и раскрасневшаяся тетя Ханна манипулировала бурлящими кастрюлями и стреляющими маслом сковородками.

— Куда столько? На целый полк наготовила!

— Это же не на один день! — отрезала опекунша. — И вообще иди переоденься!

Что-то тетка ещё более дерганная, чем она. С чего бы? Не ее же мать приезжает!

Сэмми спустилась через час. Весь этот час она потратила на переодевания: эта майка слишком мятая, это какая-то детская, эта унылая, эта старая… Поймав себя на том, что уже десятый раз подскакивает к зеркалу, чтобы уложить волосы по-другому, Сэмми заставила себя убрать расческу и натянуть первую подвернувшуюся майку вкупе к новеньким джинсам: тетка на днях неожиданно расщедрилась, теперь понятно, почему. Чтобы Тина прослезилась, увидев, какой большой и красивой стала ее ненаглядная дочурка!

Тетя Ханна сидела в гостиной возле уже накрытого стола. Сэмми сглотнула при виде блюд, которых они и на рождество не едали. Под надетым фартуком виднелось самое торжественное темно-синее шелковое платье — его опекунша надевает только на юбилеи, свадьбы, похороны… и визиты своей младшей сестры.

— Не кусочничай! — прикрикнула тетя Ханна, едва Сэмми потянулась к блюду с ветчиной, ещё и полотенцем для верности хлестнула. — Вот подъедет, тогда и поедим.

Кусок стащенного мяса встал в горле.

Двое сидели молча и глядели на часы. Стрелки просто издевались — двигались так медленно, что хотелось схватить их медлительные кончики и протащить по циферблату.

В полседьмого тетка пошла включить духовку — подогреть остывающее блюдо. В семь встала у окна. Смех, да и только: как будто переулок открытая трасса, где любого подходящего или подъезжающего видно издалека.

Еще через полчаса решительно заявив: «Наверное, что-то случилось», — тетя Ханна взялась за телефон. Сэмми пододвинула к себе тарелку из того самого фарфорового сервиза с синими цветочками и навалила всякой всячины полными ложками. Ела уже остывшее, не чувствуя вкуса, и слушая, как ушедшая на кухню тетка раз за разом набирает номер.

В полдевятого девушка встала, пробормотав «спасибо, было вкусно», побрела наверх.

— Саманта!

— Что? — Сэмми оглянулась с лестницы. Тетя Ханна стояла в дверях кухни. Свет светил ей в спину, лица не разглядишь. Опекунша молчала — похоже, не знала, что сказать. Наконец махнула рукой с телефоном, промолвив: