Книга Аспект дьявола - Крейг Расселл

5

– Призраки? – переспросил Виктор. – Как могут вымышленные существа иметь какое-то отношение к научному мышлению?

Доминик Бартош улыбнулся.

– Когда наука не может объяснить феномен рационально, суеверия объясняют его иррационально. Это не делает явление менее реальным. Позвольте мне рассказать вам, как произошло мое открытие, тогда вы сможете понять. Я признаю, что работал дольше и усерднее, чем должен был. Я работал так интенсивно, что в конце концов мое тело забыло, каково это – здоровый сон. Но прорыв. О, прорыв! Если бы я мог доказать свою теорию, то наше понимание – Вселенной, физики, нас самих, того, как, почему и где мы существуем, – изменилось бы навсегда. Я смотрел в зеркало, но не на себя, а на мир за моим отражением, и я был так близок к тому, чтобы доказать: Вселенная действительно работает таким образом. За исключением того, что вместо одного зеркала это бесконечный ряд зеркал и бесконечное число реальностей. В конце концов я понял, что одно из этих измерений, в котором пребывает мое отражение, – это царство мертвых. Место, куда человеческое сознание приходит после физической смерти.

– Вы ученый, профессор Бартош, – возразил Виктор. – Вы не можете верить…

Доминик Бартош перебил его.

– Исаак Ньютон был величайшим в истории ученым, но он также занимался алхимией. У него были идеи, намного опережающие мышление и технологии его времени, он искал зерна истины среди суеверий и магии. Я делал то же самое. Я открыл свой разум для других миров. Я работал днем и ночью. Я позволял себе делать перерывы только для того, чтобы понаблюдать, как красивая госпожа Горачкова тихо сидит в своем саду, или для коротких прогулок, чтобы попытаться взбодриться. Однажды, прогуливаясь, я прошел мимо кладбищенской церкви Всех Святых. Я вспомнил, как бакалейщик рассказывал о художнике Оскаре Горачеке, который часто посещал костницу, и решил посмотреть на нее. Меня сразу поразила ее великая сила, всепоглощаю щее присутствие мертвых, легионов мертвых. Тысячи костей были собраны в самое странное, самое зловещее произведение искусства. Кости и черепа украшали стены, своды и арки. Громадные люстры были созданы из человеческих костей. Повсюду свешивались гирлянды человеческих черепов. Дверные коробки, фризы и дарохранительницы были выполнены из ключиц, грудинных костей и лопаток. Статуи щетинились веером белоснежных берцовых и локтевых костей. Да только одна пирамида из сотен черепов, сохраняющая равновесие исключительно за счет баланса и силы земного притяжения, производила неизгладимое впечатление. Казалось, что черепа спаяны друг с другом посредством какой-то темной энергии. Меня это совсем не пугало, нет. Всякий раз, когда я бывал в этой церкви, я успокаивался, как будто мой переутомленный ум нашел долгожданный отдых. Я понял, что художник Горачек, должно быть, чувствовал то же самое. Он искал среди костей прорыв в своем художественном тупике, я же искал прорыв в научном. Вы знае те, доктор, в каждой европейской культуре существует поверье, что где-то по соседству есть другой мир, что в определенное время и в определенном месте завеса между смежными мирами поднимается и живые могут общаться с мертвыми. Я понял, что костница была одним из таких мест. Я посещал ее раз в неделю. Потом раз в два дня, а затем стал приходить туда каждый день. Пока я сидел в костнице, мир обретал ясность. Десятиминутные визиты превратились в двадцатиминутные, и вскоре я стал проводить в костнице часы. И тогда я начал видеть их.

– Видеть кого? – спросил Виктор.

Доминик нахмурился.

– Иногда, сидя в полной тишине наедине с мертвыми, я внезапно чувствовал, что кто-то еще присутствует в церкви, как будто кто-то беззвучно вошел и стоит за моей спиной, но когда я оборачивался, то никого не видел. Это ощущение не проходило. Что-то мелькало на периферии зрения. Тени, неуловимые темные фигуры, которые исчезали, стоило мне повернуться. Все чаще и чаще я ощущал это. Я был уверен: множество, множество теней бродит где-то рядом, вне зоны видимости. Но, опять же, меня это не пугало. Я приходил в церковь, садился и спокойно смотрел на пирамиду из черепов. И они появлялись. Этих существ я назвал Темными призраками. Они быстро перемещались где-то на самом краю моего восприятия. Они были темнее ночи. Намного темнее. Внезапно я понял, что Горачек искал именно этот оттенок черной краски. Видите ли, я выяснил, что Темные призраки обладают свойствами истинной тьмы. В нашем измерении тьма не существует сама по себе, это не что иное, как отсутствие света. Но даже мимолетного, случайного взгляда на Темных призраков было достаточно, чтобы понять: они состоят из истинной тьмы, тьмы как самостоятельной единицы, тьмы как вещи в себе. Это и были те межпространственные резонансы, которые я искал.

– Скажите мне, Доминик, – спросил Виктор, – в это время вы вообще спали?

Лежащий на кушетке ученый тихо усмехнулся.

– У меня не было времени на сон. И почти не было времени на еду.

– Разве вы не понимаете, что эти так называемые Темные призраки появились из-за нарушений зрения и галлюцинаций, вызванных недосыпанием?

– Да, но это именно то, что мистики и провидцы делали на протяжении тысячелетий, чтобы прийти в такое состояние сознания, в котором возможно видение божественного и демонического. В действительности они просто смотрели сквозь квантовую завесу в другие измерения. Я вошел в то же восприимчивое состояние, но я понимал, что происходит с научной точки зрения.

Однажды я сидел перед пирамидой из черепов и вдруг почувствовал нечто вроде электрического разряда на моей коже. Я увидел Темного призрака на краю поля зрения. Но на этот раз он был больше. Он был громадным. Он был темнее других, его тьма была еще интенсивнее, еще плотнее. Впервые я испугался. Я обернулся, чтобы посмотреть, и, как всегда, Темный призрак исчез, прежде чем я смог разглядеть его толком. Но произошло еще кое-что странное. На каменных плитах пола, на месте, где он был, на мгновение проявилось мокрое пятно, но затем и оно исчезло. В этом было нечто, что взволновало меня.

Так или иначе, я совершил какой-то прорыв, а может, что-то прорвалось ко мне. Мир изменился. Я начал видеть Темных призраков в других местах, не только в церкви. Я видел их на улице, они заставляли меня отходить на обочину, будто уступая место проезжающим машинам или автобусам. Поначалу они все еще исчезали, стоило мне обернуться, чтобы посмотреть на них, но вскоре мне было позволено увидеть их мельком, буквально на доли секунды. Но это было только начало. Однажды, примерно около полуночи, я занимался некоторыми расчетами, как вдруг услышал шум в мастерской. Опасаясь, не забрался ли туда злоумышленник, я вооружился кочергой и пошел проверить. Свет был выключен, но было безоблачно, а луна была почти полной и ярко освещала мастерскую. И я увидел его.

– Кого?

– Великого человека. Громадного и грозного. Он был невероятно черным, одним сплошным темным провалом. Я включил лампу, но свет от нее не освещал его. Он был как губка, поглощавшая свет луны и лампы. Я попросил его подойти поближе к свету, сказав, что хочу его разглядеть, и потребовал, чтобы он объяснил свое присутствие. Он шагнул вперед, но молчал. Вид его наполнил меня страхом. Он был массивным. Я не оговорился, употребив это слово, – в нем было больше массы, чем должно быть в человеке. Он был высоким и крепко сложенным. Внешне он больше напоминал медведя, чем человека. На нем была черная каракулевая шуба длиной до лодыжки. Лицо почти полностью скрыто черной, как уголь, копной кудрявых волос и смоляной бородой. Самое странное, что он был насквозь мокрым. Мокрыми были его волосы и борода, густая шерсть его шубы. У его ног собралась лужа, но мокрых следов нигде в мастерской не было. Я вздрогнул, когда увидел его глаза. Они были красными и, казалось, горели. Тогда я понял, кто он и почему пришел ко мне.