Книга Возлюбленная - Питер Джеймс

Эпилептичка. Некоторые из твоих симптомов соответствуют… Прекрасно, значит, этим все и объяснялось. Временная и ограниченная эпилепсия. Иллюзии. Галлюцинации.

Прихожане опустились на колени для последней молитвы, и служба завершилась. По проходу между церковными скамьями прошла первой одна супружеская пара: невысокий и полноватый пожилой мужчина, лицо которого смутно напоминало Виолу Леттерс, напряженно выступал рука об руку с элегантной женщиной с мертвенно-бледным лицом. За ними последовали нарядно одетые детишки с передних скамей и вполне взрослые люди, непохожие на местных жителей, заехавшие сказать своей подруге последнее прости.

– Хэлло, вы миссис Уитни, не так ли? – спросил приходской священник довольно веселым голосом, который, как показалось Чарли, больше подходил бы для венчания. Он энергично пожал ей руку. – Вы ведь здесь, в деревне, недавно живете, не так ли? Я все собирался заглянуть к вам и представиться.

Из портика храма Чарли вышла в унылое серое утро, в скопление людей и галдеж.

– Он слишком быстро протараторил службу, вам не кажется? – прошептала ей Зоэ.

Чарли рассеянно кивнула, припоминая, как Виола Леттерс жаловалась на этого священника. Они присоединились к процессии скорбящих, тянувшейся за тащившими гроб носильщиками. Небо было угольно-серым, и ветер продувал кладбище. На ковре из зеленого сукна покоился на канатах гроб.

– …мы теперь предаем ее тело земле, земля к земле, прах к праху, пыль к пыли, в уверенности и безусловной надежде на воскрешение к вечной жизни волею Господа нашего Иисуса Христа, который изменяет наши низменные тела на…

Изменение. Воскрешение к вечной жизни. Вечной жизни здесь, на земле. С вечными воспоминаниями. Вечное изменение, вечные воспоминания, вечное преследование призраками прошлого.

– …милость Господа нашего Иисуса Христа и любовь Господня и братство Духа Святого да пребудет с нами всеми во веки веков. Аминь.

Бессвязные мысли проплывали в сознании Чарли, когда она побрела прочь от толпы, мимо могильных камней, мимо мраморных надгробий, присыпанных спереди гравием… Исписанные резными письменами надгробия – то в форме раскрытых книг, то в виде плит с ангелами на них; новые надгробия, яркие и блестящие; старые надгробия, пострадавшие от времени, с въевшейся грязью, с едва различимыми надписями, сильно накрененные, сидевшие глубоко в земле и зараставшие травой и лишайником. При некоторых были вазы со свежими цветами или венки, кое-где пустые урны, они забыты – не осталось никого, чтобы позаботиться об этих могилах.

Чарли поднялась по некрутому склону, обходя кругом плиты в окружении гравия, едва ли замечая что-либо, кроме случайных имен и надписей.

«Эрнест Артур Лэмб почил в бозе».

«Есть земля, где те, кто любили друг друга, вновь соединятся в любви».

Запах осени в воздухе вполне подходил холодным камням смерти.

«Джон Роув Бэкмастер. Смиренный в жизни и безмятежный в смерти».

«Барбара Джаретт. Ум. 12 августа 1953 г.».

«Элис Маделейн Уэллс».

Чарли остановилась. Шагнула назад и снова прочитала надпись на простеньком могильном камне: «Барбара Джаретт. Ум. 12 августа 1953 г.».

12 августа 53-го… Она родилась в этот день.

Чарли пристально рассматривала этот простой могильный камень, настолько простой, что она едва не пропустила его.

Дорогой Камень, я люблю его. Пожалуйста, верни мне его. Барбара.

Записка в том медальоне. Д. любит Б. Дж.

Б.Дж.

Кто-то подошел и встал позади нее. Это был Хью.

– Мы приглашены на поминки, они устраивают небольшой стол в «Георгии».

– Хорошо.

– Не хотите, чтобы я вас подождал?

– Нет. Идите. Я тут немного побуду.

– С вами все хорошо?

Она кивнула.

– Могу я угостить вас обедом вечерком? Взбодрить вас немножко?

– Только угощаю я, – сказала она решительно, не сводя глаз с могильного камня. – Моя очередь.

Хью посмотрел на камень:

– Кто-то из знакомых?

– Возможно.

Когда он отошел, она вздрогнула. Бессмыслица. Совпадение, только и всего. Она повернулась и внимательно посмотрела, как Хью подстраивается к последнему из скорбящих, гуськом проходивших в покойницкое помещение. Слышались скрежет лопаты и стук земли. Звук как из банки для сбора церковных пожертвований. Мать-природа снова собирала пожертвования.

– Вы знаете, как добраться туда? – прогремел чей-то голос. – Давайте за нами.

Барбара Джаретт. Ум. 12 августа 1953 г.

Перед этим могильным камнем росла трава. Никакой ограды, чтобы не подпускать собак, никаких трогательных надписей, никаких херувимчиков, ни урн, ни цветов. Ни «Люблю и помню…», «Горячо любимой жене от…». Ничего. Только имя и дата.

В другой раз, дорогая. Мы поговорим об этом в другой раз.

Она подумала о том старике в коттеджах шорников, захлопнувшем дверь у нее перед самым носом. Убирайся. Оставь нас в покое. Ты нам здесь не нужна.

Двое стариков. Виола Леттерс заметила что-то на фотографии, а Артур Моррисон – в ее лице.

Камень вдруг посветлел, как будто кто-то осветил его фонарем. Она отшатнулась, а потом почувствовала себя глупо. Это был солнечный луч, отыскавший в туче прогалинку.

У основания ступенек стоял довольно изящный фургончик электромонтера, и Чарли испытала облегчение оттого, что в доме кто-то был. Одна из белых лент, все еще протянутых через пешеходную тропку, отвязалась и развевалась при порывах ветра, словно вымпел. На поминках констебль Тайдимен сказал ей, что именно они отвечают за приведение берега в порядок. Это общественная пешеходная тропка, так что вскоре все должно быть сделано.

Было трудно поверить, что все волнения позади. Она помнила ощущение, что чего-то ей здесь не хватало. Тех конюшен. Если не считать того, что теперь все вернулось на место. Конюшни стояли там, по другую сторону мельничного лотка, где они всегда были, нарядные белые конюшни. И голова гнедой лошади выглядывала из одного из денников. Джемма.

Чарли моргнула.

Конюшни по-прежнему были там.

Она резко повернулась. Ее автомобиль исчез. Фургончик электромонтера исчез тоже. Вместо них стоял черный «триумф» с опущенной крышей, поблескивая краской и хромированными частями. Оконные рамы дома были свежевыкрашены, кирпичная кладка четко прорисовывалась. Снова повернувшись к запруде, она не заметила никаких белых лент, никакого здоровенного куска земли, который бы отваливался от берега.

Ее кровь сочилась по венам, как песок в песочных часах. Чарли закрыла и открыла глаза. В конюшнях радостно заржала лошадь. Песок все еще струился, только стало пошумнее, и она расслышала слабый шипящий звук. Она сообразила, что это ревела запруда, только и всего.