Книга Мое непреклонное сердце - Джо Гудмэн

— Теперь вы оскорбили разом всех ублюдков.

Колин удивленно посмотрел на нее:

— Значит, ты не всегда стоишь на стороне Уэйборна?

— Не всегда, — спокойно ответила она. — Мне кажется, сейчас я еще сильнее ненавижу его. Теперь, когда он, кажется, уже ушел из моей жизни, его дела и слова возвращаются и снова мешают мне жить.

— Как сегодня.

Она кивнула.

— Вы вдруг напились… И я не знала, что и…

— И когда я попросил тебя остаться у меня…

— Вы не просили, — поправила она его.

— Разве я не просил? В самом деле? — Колин уставился в потолок. — Это я и пытался сказать тебе, когда вошел сейчас. Я хочу, чтобы ты знала, что не обязана приходить сюда.

— Я знаю.

— Не потому ли ты здесь, что хочешь этого?

— Я так не говорила.

Колин перестал изучать потолок и уставился на Мерседес. Он и на слух вполне смог оценить безмятежность, с какой были произнесены эти слова, но было что-то еще, о чем она умолчала и что заставило ее опустить ресницы и отвести взгляд.

— Тогда почему?

Она в упор посмотрела на него.

— Я осталась здесь, потому что знаю, что вы хотите этого.

Колин поднялся на локте.

— Я не уверен…

— А я уверена. — Она подняла руку и закрыла ему пальцами рот. — Не говорите ничего. Просто примите это. Я так хочу. — Она погладила ему щеку и обвела большим пальцем нижнюю губу. Ее глаза и полуоткрытый манящий рот были совсем близко…

Колин наклонился, но Мерседес первая поцеловала его. Она приникла губами к его рту, мягко покусывая его верхнюю губу и нежно поглаживая языком его чувствительное нёбо. С тихим стоном Колин перевернул Мерседес на спину. Ее пальцы уже нежно ворошили густую копну его волос, ласкали затылок. Ноготками она легко царапала ему кожу на шее, заставляя его содрогаться от острого наслаждения.

Мерседес прижалась к его рту еще сильнее, глубоко протолкнула язык и почувствовала легкий запах алкоголя. Она вдохнула его. Руки ее опустились к нему на плечи, настойчиво поглаживая и растирая твердые мышцы, щекоча ногтями упругую кожу. Мерседес чувствовала, как набухают ее груди, а соски становятся твердыми, как камешки, и она задвигалась под торсом Колина, чтобы он почувствовал обнаженной грудью, как меняется ее тело.

Она подняла колени. Ночная рубашка задралась, обнажив ноги. Горячая ладонь Колина стала гладить ее ногу от колена до бедра. На третьем заходе ее бедра сами собой поднялись: они призывали его, ее захлестнуло желание, чтобы он заполнил все ее существо, чтобы почувствовать внутри себя все его сокровенные движения.

Мерседес нащупала край его кальсон и осторожно стала просовывать под них пальцы. Один раз, другой. Медленно и чувственно она проделывала все это, ясно давая понять, чего хочет.

Колин рванул вниз бретельки ее ночной рубашки. Он целовал ее шею, плечи, а потом жадно припал к ямочке между ключицами. Она застонала и выгнулась под ним дугой. Он пытался ухватить губами ее соски сквозь тонкую ткань ночной рубашки. Его влажный язык, трущийся о поверхность ткани, заставил ее громко вскрикнуть. Его рот снова нашел ее губы. Он прижался к ней бедрами, и они ритмично задвигались, разделяемые только одеждой.

Мерседес стянула вниз его кальсоны. Он поднял ее рубашку. Ее руки скользнули между их тел, и она помогли ему войти внутрь. Он сделал сильный толчок, но слиться вместе им помогли ее руки, обхватившие его сзади.

Колин замер, глядя в глаза Мерседес. Она смело встретила его взгляд расширенными, почти черными зрачками с узкими серыми ободками. В этих зрачках отрад лось его желание. Ее нежные влажные губы были полуоткрыты. Первая легкая краска страсти окрасила ее щеки.

Настороженность сковывала тело Колина и добавляв хрипоты в его голос.

— Скажи мне, что ты хочешь этого, — проговорил он.

Мерседес нежно провела ладонями по его спине и тут же почувствовала его непроизвольный толчок внутри себя. Ее мышцы сжались вокруг него, и когда она почувствовала ответ, то в следующий миг сделала это уже по своей воле.

Колин не мог сопротивляться этому наваждению, но он задержался ровно настолько, чтобы повторить свою просьбу:

— Скажи мне!

Мерседес задвигалась, поднимая ему навстречу бедра, чтобы продолжить то, чего он невольно лишал их обоих.

Когда он склонил голову ей на грудь, она прошептала ему в ухо:

— Я хочу того, чего хочешь ты.

Она не ответила на его вопрос. Но это было все, что она хотела сказать, и он волен был выбирать, принять это или оставить ее в покое.

Колин подумал, что он не в силах оставить ее. Мерседес отвечала ему всем телом, когда он раскачивал ее силой своих ударов. Он не мог повысить на нее голос, угрожать ей или поднять на нее руку, но она могла довести его до той грани, когда тело его сливалось воедино с ее телом и когда она в конце концов должна была ему подчиниться.

Она оторвала руки от его спины и уперлась в спинку кровати. В том месте, где соединялись их тела, она ощущала жар, распространявшийся по всему телу. Он был в кончиках ее пальцев, в груди, в животе…

— Я не собирался тебя так наказывать, — сказал он тихо, приблизив губы к ее губам. — Никогда.

Она на миг задохнулась, пораженная его проницательностью.

— А я и не…

Он сильно прижался губами к ее рту, чтобы не слышать ее лжи.

— Нет, ты думаешь, — прошептал он. — Это как раз то, что ты думаешь. — Он замолчал, и, когда Мерседес произнесла его имя, голос ее осекся. Колин опять поцеловал ее, на этот раз с нежностью, и сказал ей тихо — губы в губы:

— Мерседес, ведь это делается не против тебя, а для тебя.

Глава 10

Сон никак не шел к Мерседес. После любовной схватки с Колином все члены ее были расслаблены, веки отяжелели. Она чувствовала восхитительное удовлетворение во всем теле, ей было так тепло и уютно в огромной постели. Колин спал рядом с ней. Одной рукой он обхватил ее талию, и его нога прижималась к ее ноге. Он дышал ровно, и эта размеренность, упорядоченность успокаивала, как мерное тиканье часов. И Мерседес подумала, что нельзя представить себе более полного удовлетворения и насыщения.

Ее разум был на грани реального восприятия жизни, мысли не хотели выстраиваться по порядку. Они представлялись ей клубком переплетенных нитей, который она никогда не распутает.

Она вспомнила голос Колина, мягкий и одновременно настойчивый: «Это делается не против тебя, а для тебя». В тот момент она вся замерла, пораженная мыслью, что этот акт, который она смутно воспринимала лишь как эгоистичный, может совершаться и как акт пожертвования, как дар. Но он не дал ей времени на размышления. Он закрыл губами ее рот, и мощный его толчок снова глубоко проник в нее. Она удерживала его изо всех сил, не желая отпускать ни на секунду. Ее груди отзывались на малейшее его прикосновение, и она выгибалась изо всех сил, чтобы продлить касание и трение их тел.