Книга Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики - Ольга Тогоева

Вместе с тем Жан Ле Мерсье поклялся, что если бы узнал о существовании у него сына раньше, он не только признал бы его, но и полностью его обеспечил, «даже если бы это стоило 200 ливров ренты»[660]. Однако, учитывая нанесенное ему публичное оскорбление, а также бедность Колетт, очевидным образом желавшей поживиться за его счет, он отказался признать ее ребенка своим: ведь она ни разу за семь лет не сообщила ему о появлении у него сына[661]. А потому господин Ле Мерсье потребовал от суда наказать обидчицу так, как полагается в делах о диффамации[662].

Показания у королевского советника были получены 28 июня 1391 г., и в тот же день следствие в Шатле возобновилось. Колетт Ла Бюкет вызвали на повторный допрос и потребовали рассказать всю правду об отношениях с Жаном Ле Мерсье, угрожая в случае отказа применить к ней пытку[663].

Молодая женщина запираться не стала, но ее новые показания существенно отличались от первой версии рассказанной ею истории. На сей раз она сообщила, что на постоялый двор, где разворачивались все последующие события, она заглядывала очень часто, «чтобы позабавиться с другими девушками и горничными», поскольку таверна располагался рядом с домом ее родителей в Кодебеке[664]. Однажды вечером она повстречалась там с сиром де Нувийоном и по собственной воле отправилась в его комнату, где он «схватил ее, повалил на постель и овладел ею»[665]. Колетт настаивала, что на тот момент она была девственницей (pucelle), иными словами, речь действительно могла идти об изнасиловании, если бы не одно «но». Как призналась арестованная,

в ту же ночь она развлекалась на протяжении всей ночи в компании [ныне] покойного Жана дю Буа, [который являлся] в то время клерком [теперь уже также] покойного Гийома д’Анферне, военного казначея, “[й] который также имел с ней интимные отношения. И полагает, и [даже] совершенно уверена в том, что забеременела она от сира де Нувийона и Жана дю Буа, или от [кого-то] одного из них, но от кого [точно], она не знает[666].

Таким образом, из рассказа Колетт следовало, что предполагаемых отцову ее мальчика было сразу два. Причем упомянутый в ее показаниях покойный клерк королевского казначея изначально играл эту «роль», признав новорожденного своим сыном и оплачивая все расходы молодой матери[667]. После смерти Жана дю Буа эта почетная миссия была возложена на его начальника, который продолжал снабжать женщину деньгами «из любви и сочувствия, которые испытывал к своему писцу, к этому ребенку, а также к ней»[668].

Лишь после кончины казначея Колетт оказалась вовсе без средств к существованию, и «все люди и соседи» начали ее уверять, что сын ее исключительно похож лицом на господина Ле Мерсье[669]. Тогда-то она и «вспомнила», что в ту знаменательную ночь развлекалась сразу с двумя мужчинами, и решила попытать счастья в столице, поскольку знала, что «это — высокопоставленный и могущественный сеньор, [имеющий] деньги и богатство» и что от него можно надеяться получить «кое-какие средства, которые помогут ей жить и содержать себя и сына»[670]. Кроме того, на помощь Жана Ле Мерсье Колетт рассчитывала и потому, что

ее жених Жан де Порт ничего доброго ей не делал, но бил ее и вел дурной образ жизни, тратил все [деньги], которые она могла заработать тяжким трудом. [А затем] этот жених бросил ее, оставив ни с чем и совсем одну[671].