Книга Когда мы были чужие - Памела Шоневальдт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Съешь, Джейк. Леди-доктор сказала, тебе станет лучше.
— Ха, — пробормотал он. Долго молчал, потом снова: — Ха.
Мокрый красный леденец выпал на тощую подушку. Голова повернулась ко мне, и выдохнула: — Кто?
— Она пришла вместе с доктором. Теперь отдохни, Джейк. Скоро тебе станет лучше.
Глаза закрылись, лицо обмякло, точно эти несколько звуков выжали из него остатки сил.
Он казался еще меньше. Дэйзи обернулась ко мне.
— Я счас немного приберусь, мисс. Вы уж простите, но, когда он заболел, я все дела забросила.
Она подняла с пола ремень, аккуратно положила его поверх пальто и поправила на стене бумажную картинку с какими-то доярками.
— Бросьте это все, Дэйзи, просто посидите с ним. — Я сняла с гвоздя потрепанное полотенце и окунула в ведро с водой. — Возьмите, смочите ему лоб.
Дыхание стало хриплым, булькающим. Красные пятна побледнели, и руки приобрели серый оттенок. Я отошла к пыльному окну, за которым высились величественные платаны, их темные силуэты слегка шевелилсь от ветра на вечереющем небе. Позади себя я слышала, как Дэйзи успокаивающе повторяла:
— Тише, тише, Джейк, сейчас, — и смачивала тряпку, чтобы утирать ему лоб.
Я мечтала услышать легкие шаги Софии и вырваться наконец из этой комнаты, наполненной зловонием, смертью и его присутствием, но тонкая дощатая дверь оставалась закрыта. Наверно, в доме много других больных, и София не может бросить их.
— Мисс? — прошептала Дэйзи. — Он уснул. Я хочу, чтоб вы знали… это правда, что они там про нас говорили, ну, что Джейк посылал меня работать на улицу. Я не леди, нет. И Джейк не всегда вел себя прилично. Он дрался, слишком много пил и шатался бог знает где допоздна, но он всегда возвращался ко мне. Бывали и у нас светлые дни, — настойчиво произнесла она. — Вы мне верите? Правда?
— Да, верю.
А она, поверила бы, что ее Джейк затаскивал девушек в пустые дома, избивал и насиловал там? Если бы поверила, сидела бы сейчас у его постели?
Она нежно смочила его широкий лоб, а затем запавшие щеки и шею.
— Он был такой красивый. Все девушки на него заглядывались, когда мы ходили гулять. Ревновали его, понимаете? — Я промолчала, и она сочла это подтверждением. — На меня никогда кроме Джейка никто не обращал внимания. Потому что я горбатая. Видите? — она сняла шаль и показала горб, высотой в ладонь.
— Да, немного.
Этот человек постоянно испытывает боль, как-то сказала София про горбатого бармена. Невозможно, чтобы позвоночник был до такой степени искривлен и не болел. Я взяла пустой деревянный ящик и села рядом с Дэйзи. Она изучающе посмотрела мне в лицо.
— У вас шрам, мисс.
— Да. Это с корабля, на котором я приплыла сюда.
Она кивнула.
— Значит, вы знаете, о чем я. Большинству мужчин не нужна девушка с изъяном, когда вокруг полно хорошеньких. А вот тем, кто на нас западает, хорошенькие ни к чему. То есть, может, на улице они им и нравятся, но дома, знаете, им лучше с такими, как мы. В общем, я так думаю.
Щеки у меня горели. Что же было не так с Густаво, если он выбрал меня?
— Смотрите на Джейка! — закричала Дэйзи.
Я поглядела и увидела, что он снова переменился. Кожа на лице посерела, вокруг рта легла синева. Дэйзи пригладила влажные светлые завитки.
— Ему не станет лучше? Нет?
— Нет, Дэйзи, не станет.
— Теперь… осталось уже недолго?
— Нет, недолго.
— Но он хотя бы не мучается?
Я посмотрела на отвисший, расслабленный подбородок.
— Думаю, что нет.
— Я никакого священника звать не буду. Джейк не выносил разговоров о Боге. — Она села прямо. — И про это они тоже сказали правду, — Дэйзи мотнула головой в сторону лестницы, — мы не женаты. — Голос ее задрожал. — Но мы собирались, совсем скоро. Он надеялся получить работу, через своего друга, полицейского из Индианы. Он всегда хотел стать копом, таким, которые на лошади. Джейк любил лошадей.
А теперь, тпру, не так быстро, сперва я оседлаю тебя, чертова кобылка. Я вцепилась в ящик.
Дэйзи встревоженно посмотрела на меня.
— Что с вами, мисс? Вам нехорошо? Дать воды? — она потянулась к грязной кружке, болтавшейся в ведре. — Свежая, с утра принесла из колодца.
Я покачала головой, хотя во рту точно золой присыпали.
Лицо умирающего смягчилось, когда нежная рука убрала прилипшие ко лбу пряди, и в его выражении появилось что-то детское. Думай о нем именно так, только так.
— Где его родные, Дэйзи? — с трудом выговорила я.
Она пожала плечами.
— Джейк никогда про них не рассказывал. — Наступил вечер, на улице матери звали детей по домам. — А я с фермы около Перт-Амбоя, в Нью-Джерси. Мы держали дойных коров. А вы, мисс, вы откуда?
— Из маленького городка в Италии, называется Опи. Мы держали овец.
Она улыбнулась.
— Там хорошо?
— Мне нравилось.
— И мне нравилось в Перт-Амбое, но… пришлось уехать. — Она погладила его восковой лоб. — Мисс, как вы думаете, Джейк услышит, если я буду говорить прямо ему в ухо?
— Думаю да, Дэйзи.
— Ну, тогда я попрощаюсь с ним? Он был добр ко мне, почти всегда, чтобы они там не говорили, и я старалась заботиться о нем, как жена. Вы не возражаете?
Я встала.
— Конечно, Дэйзи. — В дверях я остановилась и спросила: — Вы уедете в Индиану… потом?
Она оглядела убогую квартирку.
— Может быть. Здесь меня ничего не держит. Спасибо, что спросили, и спасибо, что пытались помочь Джейку. Леди-доктора тоже поблагодарите от меня. Благослави Господь вас обеих.
Я протянула ей руку, а потом обняла худенькую острую спину.
София встретила меня на лестнице. Она выглядела усталой и позволила забрать свой саквояж.
— Скончался? — спросила она, кивнув на их дверь.
— Нет еще.
На улице было совсем темно.
— Он приходил в сознание?
— Один раз, на минуту.
— Узнал вас?
— Нет, не думаю.
— Ну и хорошо. Ирма, я знаю, что вам было тяжело. Но вы остались там, и я горжусь вами. Очень горжусь.
Она взяла меня под руку, и мы молча миновали целый квартал. Теплый ветер раздувал наши юбки. Потом обсудили вечерних больных, новый анатомический справочник и клинику, такую же, как у Софии, которая только что открылась в Сан-Франциско — «Благотворительная амбулатория Пасифик». Она хотела, чтобы я прочла письмо, которое ей прислал тамошний заведующий. Я слушала невнимательно, в голове у меня звучал голос Дэйзи и его прерывистое дыхание. Но наша мирная прогулка успокоила меня, боль в груди отпустила, как будто ослабили тугой корсет. У дверей ее дома я отдала Софии саквояж.