Книга Секреты Российской дипломатии. От Громыко до Лаврова - Леонид Млечин

Иногда, правда, применяется такая стратегия: во время встречи один на один внезапно поставить перед коллегой-министром вопрос, к которому тот не готов. Обычно это делается в тех случаях, когда имеют дело с импульсивным и амбициозным человеком, новичком в дипломатии, который органически не способен признать, что он чего-то не знает. Или в надежде сыграть на самолюбии министра, если он любит прихвастнуть: вот, дескать, что я могу, я способен на то, на что не способны другие.

Бывали министры, которые вызывали страх у дипломатов: не пообещает ли неопытный министр сгоряча на рыбалке, на охоте или в бане что-то такое, что нанесет ущерб интересам страны? Но объятия и поцелуи не должны вводить в заблуждение. Политики никогда не перестают быть политиками. Душевных порывов на таких встречах не бывает. Опасения насчет того, что, расчувствовавшись, министр может совершить необдуманный поступок, безосновательны. Министры держат себя в руках. И заранее знают, до какого рубежа они могут отступать, чтобы добиться нужного компромисса. Даже если у министра и вырвется неосторожное словечко, практических последствий это иметь не будет. Официальный представитель МИД сразу же опровергнет это заявление, скажет, что министра не так поняли.

Последствия такой попытки взять партнера на пушку весьма плачевны: между двумя министрами, а следовательно, между двумя государствами исчезает доверие, отношения ухудшаются. Только дилетанты думают, что умный дипломат должен давать каждой стороне разное объяснение мотивов своих действий. Надо, разумеется, уметь воздействовать на собеседника, добиваясь нужного результата, но более тонкими методами. В этом и заключается дипломатическое искусство. Скажем, на переговорах с арабами нельзя показать свое разочарование, скептицизм, недовольство. Надо демонстрировать дружелюбие и оптимизм, даже если переговоры идут ко дну.

Переговоры — это в значительной степени шахматная игра. Дипломат должен уметь играть в шахматы, если не умеет — не многого добьется. Дипломат мыслит так же, как шахматист, просчитывает все вероятные повороты дискуссии, чтобы добиться нужного результата. Надо уметь воздействовать на своего собеседника, убеждать его в выгодности твоего предложения, в этом и заключается искусство дипломатии.

Готовясь к переговорам, — говорит Бессмертных, — выстраиваешь логическое древо, предусматривая все возможные повороты в беседе. И надо понять самое главное: вам нужно достичь своей цели, а вашему партнеру — своей. В результате достигается компромисс. Сломать партнера — это не дипломатия. В этом отличие дипломатии от шахмат: для нас победа — это когда обе стороны довольны. Причем переговоры могут быть очень откровенными. Вы прямо говорите — наша позиция такая-то, и собеседник так же откровенно объявляет свою позицию. Очень важно в начале переговоров точно изложить свою позицию. Ну и если уж говорить о нашей внутренней кухне, то скажу: на фоне полной откровенности и искренности можно изложить позицию с завышенными требованиями, чтобы потом чем-то пожертвовать.

— Что было для вас новым на посту министра? Ведь вы к тому времени уже проработали в МИД тридцать четыре года.

— Новым для меня было общение на высшем уровне — с королями, президентами, премьер-министрами, многие из которых были выдающимися личностями. Я привык к общению с западными лидерами, а у восточных лидеров иная манера ведения переговоров. На Востоке надо еще уметь читать знаковые письмена на лицах, которые кажутся непроницаемыми. Меня смутило, например, что японцы, когда я говорил, закрыли глаза. Спят, что ли? Нет, они закрыли глаза, чтобы очень внимательно слушать. Мнимо спящий японец — бдительный японец.

— Есть дипломаты-революционеры, которые все меняют, и дипломаты-консерваторы, которые избегают серьезных перемен. Вы себя к какому типу относите?

— Революцию в дипломатии делают амбициозные люди. Они очень опасны. Стремясь пересесть в кресло повыше, они злоупотребляют своими полномочиями, такой дипломат может дров наломать и привести к катастрофе. Могут быть революционные перемены, но только в том случае, если и у партнера происходят какие-то серьезные изменения.

Профессиональные дипломаты понимают, что эта работа началась до того, как они ей занялись, и будет продолжаться после них. Внешняя политика состоит из бесконечного количества маленьких, крохотных инициатив, улучшений, поправок, которые удается внести в общий, неостановимый поток мировых событий. Во внешней политике не может быть внезапных, блестящих решений, которые все наладят, разрешат. Дипломатия — это долгая, многоходовая, хитрая игра.

Бессмертных — американист по специальности и профессии, он понимал значение Соединенных Штатов в мировой политике. Но он был человеком широкого кругозора.

— Когда я стал министром, то через какое-то время заявил, что мы чрезмерно много занимаемся Северной Америкой, — говорит Бессмертных. — Я тогда предложил обеспечить страну поясом дружественных государств. Получилось, что мы дружим с США, а вокруг нас страны, с которыми масса неурегулированных проблем. А мы через них перепрыгиваем. Речь шла не о том, чтобы доказывать собственную значимость, скандаля с Америкой, а о том, что давно пора обратить внимание на соседей, занять свое место в Европе, установить новые отношения с Восточной Европой, которая обретала самостоятельность.

Нелепо говорить, что Шеварднадзе отдал Восточную Европу. Да ее никто не взял! Она долго сама не могла решить, с кем ей идти. А наша дипломатия вела себя неправильно. Даже потом, пытаясь помешать расширению НАТО, наши дипломаты вели переговоры с Америкой, с Западной Европой, с кем угодно, только не с самими восточноевропейскими странами. Мы в Восточной Европе наломали столько дров… Здесь виноваты все поколения советской дипломатии. Впрочем, отношениями с восточноевропейскими странами занимался не МИД. Взгляд на Восточную Европу был чисто идеологический, а не прагматический.

Бессмертных не раз говорил о том, что российская дипломатия склонна к декларативности. Это наглядно проявилось, когда решали, как быть в связи с расширением НАТО:

— Мы на первых порах все свели к «не допустим!», «не позволим!», полагая, что этого достаточно. Было упущено время, и мы почти загнали ситуацию в тупик.

И еще министру пришлось заниматься сложнейшей территориальной проблемой с Китаем — это шесть тысяч километров границы, о которой надо было договариваться. В мае 1991 года Бессмертных удалось подписать соглашение с китайцами о границе. Никто не знал, что процесс демаркации растянется на многие годы.

Бессмертных подготовил первые поездки советского лидера в Японию и в Южную Корею, что привело к заключению дипломатических отношений с Сеулом. И в том же 1991 году Горбачев впервые участвовал во встрече семи наиболее развитых стран в Лондоне.

Наконец, Александр Александрович занялся Ближним Востоком. Он был первым советским министром, который побывал в Израиле. Горбачев сказал министру, что арабские друзья будут шуметь. Бессмертных хладнокровно ответил президенту:

— Михаил Сергеевич, все будет нормально. Только что прошла война в Персидском заливе, и те, кто мог бы шуметь, утратили свои позиции.