Книга Книга на книжной полке - Генри Петроски

Подобно тому как авторы исторических анналов, работавшие позднее, учитывают труд своих предшественников, без коих они не могли бы пересказать события прежних времен, так и авторы сочинений научных не могут без этого обойтись. Ибо ни один муж одними своими усилиями не родил целой науки, затем что между учеными древнейшими и новейшими мы обнаружим посредников, кои в сравнении с нашим веком сами покажутся древними, но, стоит сопоставить их с началом ученья, выйдут современными, а ведь родоначальников наук мы почитаем за людей самых образованных[436].

Чего достиг бы Вергилий, первый поэт среди латинян, когда бы он не обобрал Феокрита, Лукреция и Гомера, когда бы не пахал он на их волах? Чего достиг бы он, когда бы не читал вновь и вновь творений Парфения и Пиндара, чьего красноречия никак не мог превзойти? И что бы делали Саллюстий, Туллий, Боэций, Макробий, Лактанций, Марциан, словом, вся братия латинских писателей, не знай они трудов афинян и томов греков?

Действительно, что бы делал святой Иероним без тех греческих и еврейских свитков, которые он кидал на свои книжные полки, или без раннехристианских кодексов, которые валялись у его ног, словно корм для льва и ягненка? Как заметил Босуэлл в своей «Жизни Сэмюэла Джонсона», «чтобы написать одну книгу, приходится иногда перерыть половину библиотеки».

В наше время это так же верно, как и во времена Иеронима или доктора Джонсона. Когда я писал свою первую книгу, то пользовался множеством чужих трудов: я стимулировал свое воображение, отыскивал исторические анекдоты, искал подтверждения фактов и своей гипотезы о том, что в основе всякого удачного дизайна лежит какой-то недостаток. Шкафы в том кабинете, где я трудился над рукописью, были уже забиты книгами; те, что я приносил домой из библиотеки, приходилось ставить в другое место. Сначала они просто накапливались стопками у меня на столе — книга на книге, во всевозможных положениях, кроме вертикального, но вскоре эти стопки стали слишком высокими, и стало трудно доставать книгу из-под других, потому что они падали. Поэтому я переместил их со стола на пол — так иногда вынуждены поступать в ведомственных библиотеках, если на полках уже никак не разместить новых книг.

Но вместо того чтобы вновь складывать книги в стопки, я инстинктивно (в то время я еще не знал, как в библиотеках справляются с такими ситуациями) начал ставить книги вертикально перед шкафом, как будто пол был еще одной полкой. При этом я старался не закрыть вентиляционное отверстие. Книги стояли более или менее вертикально и справа, и слева от него. Левая их часть опиралась на низкий плинтус у стены, а правая — прямо на резное основание книжного шкафа. Так мне было их удобно доставать, и они стояли в относительном порядке, как на полке.

Но читать надписи на корешках мне было трудно. Впрочем, к тому моменту, как книги оказались на полу, я был прекрасно знаком не только с их содержанием, но и с их внешнем видом и мог найти нужную мне книгу по цвету переплета, текстуре верхнего обреза, толщине, как будто передо мной стоял средневековый книжный шкаф, из которого на меня смотрели пустые обрезы.

Конечно, я никогда не думал, что пол перед книжным шкафом может надолго стать дополнительной полкой, и как только я дописал свою книгу, я убрал книги с пола. Это снова был просто пол, которому однажды довелось послужить пристанищем для неровного ряда книг. Я и по сей день ставлю на пол только библиотечные книги, которые не хочу смешивать со своими, иначе я могу позабыть вернуть какую-нибудь книгу в библиотеку. Сейчас, когда я пишу эти слова, весь пол у меня в книгах. На этот раз они стоят корешками вверх, чтобы мне было проще разглядеть их заглавия, хотя, опять же, я редко это делаю, потому что все эти книги мне уже хорошо знакомы.

Теперь у меня новый кабинет, и в нем больше настоящих полок, но и они уже заполнены. Похоже, это закон природы: полки, пустые или полные, притягивают книги. Они могут притягиваться с больших расстояний — из букинистического магазина в соседнем городе, а то и из другой страны, из-за океана. Сила притяжения между полками и книгами действует через человека, который принадлежит этим полкам, или, если собиратель предпочитает деловой стиль, через телефонные звонки и факсы продавцам книг. В путешествиях я всегда так или иначе оказываюсь в книжных магазинах; меня тянет к книгам, которые я едва ли увижу снова. Конечно, многие из них приходится купить, иначе я не смогу ими обладать, так что я проволок по аэропортам несметное количество томов и втиснул в слишком тесные багажные отсеки (своего рода книжные полки неправильной формы) множество набитых книгами сумок.

В последнее время у книжных полок появилась новая сила притяжения, которая действует через эзернет, интернет, всемирную паутину: «Амазон» и другие виртуальные книжные магазины. Сегодня можно купить книги дистанционно, и их доставят на другой день; владелец книги не прикоснется к ней и даже не увидит, пока не раскроет упаковку. Но полки у каждого дома — не виртуальные, и они заполняются гораздо быстрее, чем жесткий диск компьютера. Конечно, книжные полки тоже можно опустошить — такое бывает, когда книголюбы собираются вместе и говорят о своих увлечениях. Вечера, когда мы с друзьями снимаем с полок книгу за книгой, чтобы найти любимое место, проверить забытый факт, подразнить память, составляют мои самые приятные воспоминания.

И так же, как после ухода гостей мы моем бокалы и тарелки, мы убираем и книги: возвращаем их на полки, чтобы они ждали следующих гостей или новый проект. Нам нужно, чтобы книги были у нас под рукой, потому что часто у нас в памяти куда меньше порядка, чем на книжных полках. Как писал шотландский поэт Эндрю Лэнг в «Балладе о его книгах»,

Вот полки книг — за рядом ряд. Их этот дом едва вместил. Они о том мне говорят, Что я читал, но позабыл[437].

Мы часто работаем в одиночестве, и нас окружают только терпеливые друзья — полки и книги. Мы снимаем книги с полок, знакомим друг с другом, ищем схожие мысли, разделенные веками и поколениями, добродушно указываем им на противоречия. Написать книгу означает нарушить спокойствие книжной полки.

Мой труд подходит к концу, и я вижу, что книги на моих полках уже не стоят ровными рядами. Беспорядок в моем кабинете напоминает о келье Иеронима, и я думаю, что, как бы ни любил книги Ричард де Бери, в его кабинете, когда он дописывал «Филобиблон», тоже царил кавардак. Хотя считается, что после Средних веков стало появляться все больше совершенно новых текстов[438], даже сегодня трудно найти книгу, которая не была бы многим обязана другим книгам, уже стоящим на полке. Поставив последнюю точку в моей работе, я вновь приведу мои разрозненные тома в относительный порядок и буду при этом помнить, что вскоре к ним прибавится еще одна книга. Вот только куда — и как — ее поставить?